Рихард Гаррис - Школа адвокатуры. Руководство к ведению гражданских и уголовных дел

Все трое вышли на улицу; солдата не было видно; его казармы стояли напротив трактира; полицейский был в расстоянии приблизительно ста ярдов; он шел в другую сторону. Сиделица просила Шатуна догнать и вернуть его.

Однако Шатун, вместо того чтобы пойти за полицейским, пошел, по-видимому, за унтер-офицером. На судебно-полицейском разбирательстве сиделица удостоверила только, что послала его за подсудимым и потом почти до девяти часов вечера не видала его (это обстоятельство необходимо иметь в виду при дальнейшем изложении). Шатун подтвердил, что видел, как подсудимый взял деньги, и кроме того показал, что сначала сходил за унтер-офицером, потом вернулся в трактир и пошел за подсудимым, которого застал в участке; там он сделал заявление о происшествии, и полицейский был арестован. Унтер-офицер показал, что видел деньги на прилавке за минуту до своего ухода из трактира вместе с подсудимым. Были ли деньги на прилавке, когда они выходили, он не помнил.

Таковы были данные обвинения. Улики прямые. Стоит признать достоверным показание сиделицы или Шатуна, и виновность доказана.

Свидетелей факта со стороны подсудимого не было. Защите, следовательно, оставалось извлечь что можно из перекрестного допроса и доказывать малую вероятность кражи, опираясь на безупречное прошлое подсудимого.

На перекрестном допросе были установлены следующие обстоятельства (прошу читателя не забывать приведенных выше данных из показаний свидетелей обвинения).

Во-первых, защитник предложил несколько вопросов женщине, давшей сиделице золотую монету:

Был ли кто-нибудь в трактире, когда вы вошли?

Кажется, никого не было.

Вы положили монету на выручку?

Да.

И только.

Во-вторых, затем была допрошена сиделица.

Какой длины у вас прилавок?

Пять футов.

Кто первый вошел в трактир?

Шатун.

А потом?

Солдат и полицейский.

А потом?

Женщина.

Мужчины, войдя в трактир, сразу подошли к при лавку?

Да. Свидетельница прибавляет: - Женщина могла не заметить их, когда вошла в трактир.

Вопрос:

Почему вы это говорите? Молчание.

Вам известно показание этой женщины?

Она могла не заметить их.

Эти слова свидетельницы объясняются, по всем вероятиям, тем, что она говорила о деле с другими свидетелями и знала, что в этом отношении их показания расходятся. Таким образом, одно обстоятельство в пользу подсудимого было установлено, и, если принять во внимание запамятование свидетельницы о том, кому принадлежала сдача, обстоятельство это не было лишено значения.

Стаканы стояли на прилавке между вами и подсудимым?

Да.

И пивными кранами?

-Да.

Сколько пивных кранов на прилавке?

Шесть.

Они занимают около двух третей расстояния до се редины прилавка?

Да.

Не отходили ли вы от прилавка, после того как власти и полицейские вышли из трактира?

Отходила.

А кто оставался у прилавка?

Шатун.

Больше никого?

Никого.

Не приходилось ли вам подавать прочим посетителям по другим комнатам, пока деньги лежали на при лавке?

Приходилось.

Здесь мне хотелось бы обратить внимание читателя на довольно обычную ошибку, которую мог бы сделать в эту минуту очень неопытный адвокат. Юному защитнику было бы трудно удержаться от соблазнительного вопроса:

А не мог ли кто-нибудь другой взять деньги? Свидетельница, несомненно, сказала бы «нет!» самым решительным тоном. Это сомнение надо предоставить присяжным, и, если вы сами не выбьете у себя почву из-под ног, они, несомненно, будут сильно склонны думать, что деньги взяты кем-нибудь другим. Следующий вопрос был:

Вы послали Шатуна за подсудимым?

Я послала его к унтер-офицеру.

Вы показали так и на предварительном разбирательстве?

Да.

Оглашается первое показание; оно расходится с настоящим. Там свидетельница говорила, что послала за полицейским; это уже не случайное разноречие; можно думать, что оно произвело на присяжных известное впечатление.

Вы подтвердили это под присягой?

Подтвердила. А все-таки я послала за солдатом, а не за полицейским.

Это уже не только противоречие, это нечто неправдоподобное; это неразумный поступок; присяжные все это видят; на то они и присяжные.

Вопрос:

Вы поручили Шатуну потребовать ареста подсудимого?

Эти слова сказаны таким тоном, что перед свидетельницей мелькает возможность оказаться в ответе за неосмотрительное требование; она отвечает с величайшей решительностью, не без некоторого негодования.

Никому я этого не поручала.

И жалобы против подсудимого не заявляли?

Никогда!!

В голосе свидетельницы по крайней мере два восклицательных знака.

Допрашивается Шатун. Он показывает, что его послали за унтер-офицером, а не за полицейским.

На вопрос, куда положил подсудимый взятые им деньги, свидетель отвечает:

Почем я знаю? Может, в шапку спрятал.

Это был глупый ответ; но я склонен думать, что два-три предыдущих глупых на вид вопроса привели свидетеля в состояние, подготовившее его к глупому ответу. Это бывает.

Унтер-офицеру было задано несколько простых вопросов:

Сколько времени вы состоите на военной службе?

Десять лет.

И произведены в унтер-офицеры?

Точно так.

Вы были дежурным в тот день, когда вы и подсудимый задержали дезертира?

Точно так.

Вы стояли рядом с ним и разговаривали в то время, когда сдача лежала на выручке?

Точно так.

Трогал он деньги?

Я этого не видал.

Мог он взять деньги так, чтобы вы не заметили?

Нет, не мог.

За этим последовала характеристика подсудимого свидетелями защиты. Но это не было лубочное изображение канатного плясуна в пестрых тряпках и блестках, а простое изображение обыкновенного человека в будничном платье; эта характеристика сама по себе отводила, так сказать, место вероятностям и невероятностям дела; защитник не пытался играть на слабостях присяжных; его рисунок обращался только к их здравому смыслу; и, вняв здравому смыслу, они, после краткого совещания, вынесли ответ: не виновен.

После окончания дела старший местный полицейский чиновник высказал предположение, что Шатун не пошел сразу за полицейским, как значилось в актах предварительного расследования, из опасения, чтобы тот не арестовал его по подозрению в этой же краже, а это могло бы кончиться для него не слишком хорошо.

Как бы то ни было, в свидетельских показаниях заключалось существенное разноречие, и это обстоятельство, наряду с другими, и привело к успешному концу.

Коль скоро есть возможность, что деяние, вменяемое в вину вашему клиенту, было совершено другим лицом, вы стоите на перекрестке двух дорог; почти все зависит от того, какой вы изберете путь; а это зависит от того, что у низших животных называется «непогрешимым инстинктом». У людей это называется рассудком, и рассудок часто ошибается.