Рихард Гаррис - Школа адвокатуры. Руководство к ведению гражданских и уголовных дел

3. ДЕЛО ПЕРЕПЛЕТЧИКА

Следующее дело имеет совсем другой характер, но кажется не менее полезным примером. Сами по себе улики не столь решительны, но они опасны своим сочетанием. Здесь можно сказать в виде общего замечания о косвенных уликах, что, хотя часто говорится, будто косвенные улики не лгут, они, однако, еще более опасны, ибо нередко вводят в заблуждение своей кажущейся правдивостью. Эти улики, как факты, которые не могут быть никакими нынешними усилиями устранены из действительности, иногда бывают опасно обманчивы и лживы по своей мнимой связи с обвинением. Перекрестный допрос не может устранить из действительности факт; но вы можете изменить вид факта; можете снять с него обманчивую оболочку или неестественную окраску; можете внимательно рассмотреть его и выяснить его качественное значение и, самое главное, можете взвесить его. Один внешний вид может придавать ему кажущуюся прочность и вес; на самом деле оно может оказаться легче мыльного пузыря.

Обращаюсь теперь к обстоятельствам упомянутого выше дела.

Один почтенный ремесленник, которого я назову Марксом, обвинялся вместе с неким другим лицом,— назовем его Пинчером,— в краже и укрывательстве восьми накладок, представлявших заглавия книг, нашиваемые на корешки переплетов, и около двадцати тетрадок сусального золота. Частный обвинитель был владелец большого переплетного заведения; Пинчер состоял у него на службе. Объяснения потерпевшего сводились к следующему: «Я купил десять накладок на распродаже. На них имеется особая пометка. Я купил все, какие были в продаже. В их числе были некоторые из накладок, предъявленных суду. На предъявленных трех или четырех тетрадках сусального золота имеются частные отметки, сделанные булавкой; эти отметки были сделаны, потому что у нас стал пропадать товар». На некоторых других накладках обвинитель опознал свои штемпеля, сделанные попорченным инструментом и потому сохранившие неточность в оттиске. Таких накладок в продажу не поступало; инструмент, которым делались штемпеля, был представлен к делу. Пинчер сознался в краже как накладок, так и сусального золота, и по его указанию агент сыскной полиции произвел обыск у Маркса. Перед этим он нашел на столе в помещениях частного обвинителя слова золотого заголовка, изготовлявшегося подсудимым Марксом по полученному им заказу.

Войдя в квартиру подсудимого, агент сказал:

Мне надо взглянуть на книги комиссии АВС, которые сданы вам в переплет.

Какие книги? — воскликнул Маркс.— У меня никаких книг нет.

Агент сказал:

Ввиду вашего заявления я приступлю к обыску.

В это время к Марксу зашел посетитель, и Маркс предложил ему выпить стакан пива в соседнем трактире. Агент пошел за ними, и они вернулись втроем. «Тут,— объяснял агент,— я видел, как Маркс посмотрел на своего сына с особенным выражением, я высказал ему это и прибавил, что обыщу весь дом». Он произвел обыск и нашел большое количество накладок с надписями, в том числе и те, которые были приобщены к делу и признаны обвинителем по штемпельным оттискам попорченного инструмента.

Когда агент нашел эти накладки, Маркс сказал:

Эти накладки у меня находятся около четырех или пяти лет.

Было доказано, что инструмент был поврежден не более пяти или шести месяцев тому назад. Подсудимый явно солгал.

Были найдены и другие накладки с упомянутыми выше особыми отметками; потерпевший утверждал под присягой, что это те самые, которые были куплены им на распродаже. Спустившись в подвальное помещение, агент заметил огонь в печи и, отодвинув поднос, прислоненный к очагу, увидал в золе несколько горевших листков сусального золота; несколько золотых обрывков валялось на полу.

Это что такое? — спросил агент.

А мы собираемся чай пить,— сказала одна из работниц.

Что ж, у вас чай из золота пьют? — игриво спросил агент.— Не дорого ли

Он вынул золото из печки; там оказались три или четыре тетрадки с упомянутыми выше частными отметками потерпевшего. Маркс был арестован.

Таковы были данные со стороны обвинения: цепь сильных улик. Выдержит ли она на перекрестном допросе?

На вопросы защитника потерпевший показал следующее:

«Пинчер работал у меня переплеты и надписи на корешках. Он употреблял попорченный инструмент. Он не имел права работать на чужую мастерскую, хотя бы в свободные часы; если бы я знал, что он этим занимается, я бы уволил его». Но Пинчер был искусный мастер, и если он работал для кого-нибудь другого, он мог воспользоваться попорченным инструментом и сделать им оттиски на чужих накладках. Это было, конечно, ясно само по себе, но было вполне целесообразно подчеркнуть это словами самого обвинителя.

Таков был первый шаг вперед со стороны защиты, и, надо признать, довольно удачный; одна улика уже потеряла силу, если только присяжные станут на ту точку зрения, к которой, естественно, будут склонять их благоприятные отзывы свидетелей о подсудимом, и если нам удастся справиться с другими сильными уликами, особенно с золотым чаем.

Следующий вопрос касался накладок с особой приметой; последняя заключалась в том, что одна золотая черта имела изъян, по-видимому, вследствие порчи другого инструмента; эти накладки, как уже сказано, были куплены на распродаже — на распродаже в магазине г-на Мередита. Но на перекрестном допросе выяснилось, что г-н Мередит был банкрот, после признания его несостоятельным весь товар его склада был продан с молотка. Его мог покупать всякий, кто хотел, в том числе и подсудимый; заявление потерпевшего, что он купил все накладки, бывшие на распродаже, не удовлетворило защитника; некоторые из его вопросов показали, что некоторые другие товары того же качества и выработки и с той же приметой могли быть проданы еще до аукциона, а следовательно, могли быть куплены и г-ном Марксом. Сам потерпевший не мог отрицать, что такая покупка была возможна; а присяжные как будто склонялись к тому, что она была и вполне вероятна, Как я уже говорил, возможность легко переходит в вероятность. Еще шаг, и шаг огромный на пути к благополучному исходу дела для подсудимого.

Оставался золотой чай — тетрадки сусального золота с пометками потерпевшего, найденные в топившейся печи! Что тут можно сделать? Посмотрим.

Когда книжки горели, были ли в подвале подсудимый или его сын?

Агент говорит: нет.

Был ли подсудимый под арестом во все время, пока продолжался обыск?

Да.

Ясно, что он не мог бросить тетрадку в огонь и не мог поручить это кому-либо другому.

Говорилось ли вообще о сусальном золоте до той минуты, когда оно было найдено агентом?

Нет.

Искали ли сусальное золото во время обыска?

Нет.

Этот вопрос мог быть предложен только в уверенности, что ответ будет отрицательный. Он был бы в высшей степени рискованным при других условиях; вот почему: если бы во время обыска уже упоминалось о тетрадках, домашние знали бы, что разыскивается золото, и подсудимый мог подать знак, или домашние могли бы сами сжечь тетрадки, а это указывало бы на заведомое укрывательство. Это очевидно. Но вопрос имел большое значение; он устанавливал два обстоятельства: во-первых, он устранял предположение, что домашние, узнав, что именно разыскивается, поспешили уничтожить улику; при иных условиях заведомое укрывательство становилось очевидным; во-вторых, вопрос установил, что похититель, указавший на место хранения похищенного, не сказал агенту, что украл между прочим сусальное золото, иначе обыск был бы направлен и на обнаружение тетрадок.