Владислав Шейченко - Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде

Но обычно наблюдаем в процессах картины, когда адвокатишки проявляют скоторвение. После допроса такого «Хохлова», огласив его противоречивые показания, сволочной адвокат лезет к нему с мудацкими вопросами: какие из показаний правильные?; почему он так сказал в данном случае?; чему из сказанного верить. Тот же гнидакат инициирует вызов и допрос эксперта и свидетеля Гудова, через подлючие вопросы подводит их к изменению или дополнению прежде данных сведений в сторону событийности 4 января, в район 22 часов этой даты. В угоду обвинения. В этом случае происходит устранение противоречий против позиции защиты силами самой защиты. По отношению к противоречивым доказательствам обвинения подобные действия будут уместны только в качестве противодействия обвинению, когда последнее пытается в порядке устранения противоречий избавиться, опровергнуть корявые доказательства, обвинением полученные.

Иной расклад, если речь идёт о собственных доказательствах защиты. Тут роли меняются на противоположные. Мы можем обнаружить противоречия в «своих» доказательства. Мы о них умалчиваем или же при внимательности к этой проблеме и активности обвинителя устраняем гнилушки сами, например, через дополнительные свидетельства. Тут уже подтягивай ремешок: выясняй и показывай причины противоречий, обосновывай ошибки, неточности, для подтверждения выгодной информации и изжития вредоносных, навязывай своё понимание свидетельств.

В идеале, противоречия не могут оставаться без устранения. Иначе нет возможности, и нет оснований довериться одному из них и игнорировать другие. Часть сведений опровергают, размывают другие, и наоборот. Из такой конфликтности модно выгребаться через совокупности. Например, если одному доказательству о факте противостоят два других доказательства о другом факте, то достоверность отдают вторым путём суммарного предпочтения. Если вступают в противоречия два равных доказательства, и нет достойных оснований не доверять какому-либо из них (тем более обоим), то должна срабатывать ПН – сердечную любовь отдают тому доку, что благоприятствует защите. Но на практике мусора из-за всеобщей обвинительной политики клали большой и толстый на эти принципы. В тех ситуациях они прибегают к выискиванию ничтожных пороков, в оборот берут произвольные совокупности всяких бестолковых сведений, в том числе плодят доказательства путём дробления, дублирования одного, представляют «левые» основания недоверия для. Даже наличие в арсенале защиты совокупности (более двух) в противовес единственному дохлому, но обвинительному – не гарантия выбора в пользу защиты. Поводы для «разоблачений» и отвержения твоих доков буквально из пальцев высасывают. И что прискорбно, от таких подсосов губы у них не закатываются, хари не трещат по швам. При том же равенстве по силе двух, взаимоопровергаемых доказательств поводы к недоверию защитным как раз и выуживают через недостоверность, сомнительность прочей (сопутствующей) информации по тому же источнику. Зачастую приводимые мусорами основания откровенно глумливы. Так, отдавая предпочтение показаниям терпилы и отвергая показания обвиняемого, такой выбор обосновывают тем, что «показания обвиняемого – это только его способ избежать ответственности, нежелание открыть истину, ввести суд в заблуждение, что ему невыгодно давать правдивые, изобличающие его сведения». Если же версию обвиняемого посмели поддерживать свидетели, встретим такие доводы: «свидетель является близким родственником (знакомым, дружен) подсудимого и, сопереживая ему, из чувства ложной симпатии даёт необъективные показания, пытаясь смягчить его участь». Впечатляющая аргументация по степени правовой наглости! А что, – правильно подметишь ты – если свидетель или какой эксперт не обнаружат подвязок со стороной защиты? И против таких находят изобличения, придумывают их, но, как правило, сведения от таких заранее фильтруют и корректируют, вплоть до выведения их из рассмотрения.

Тебе ли стрематься таких поворотов. Ведь у тебя есть я и мои поучения. Мы скачем «от печки», скажем «гоп» поперёд прыжка всякого и подстелим соломки.

Первый скок. Любые обоснования должны и сами быть состоятельны, а вышеприведённые доводы мусоров завсегда голословны и произвольны. Ни обвинитель, ни суд на деле не располагают и не приводят фактических данных, с какого бодуна они вдруг решили, что обвиняемый желает скрыть истину, устремлён уходом от ответственности, а не наоборот, добивается правды и выступает за справедливую, повинную ответственность. Покажите тот дубок, с которого мусора рюхнулись, когда решили, что обвиняемому не выгодно давать правдивые показания и изобличать себя или других сопричастников, сообщать известное по делу? Только потому, что его показания не соответствуют версии обвинения? Разве мусорами представлены доказательства отвергающим доводам? Нет таковых. Сам по себе факт родства, приятельства и симпатий не является заведомым препятствием для дачи правдивой информации. Обоснование недоверия с помощью таких доводов – чистой воды предубеждение и произвол. С такой позиции домыслов и предположений любое доказательство может быть опрокинуто навзничь.

Второй скок. Указанными доводами обвинителей сторону защиты фактически попрекают её же Правом защищаться, отстаивать свои законные интересы. В этом явная дикарская память, в этом слушаться отголоски совкового судоскотства, когда Право на защиту не признавалось. Глаз мне вон – помяну старое: при Совдепии, например, защитник к участию в деле допускался только на судебной стадии. Возмущение нонешних мусорков понятно – овцы смеют защищаться!

Третий скок. Следуя принципу равенства возможностей, сторона защиты вправе кивать на априорную заинтересованность любых сторонников обвинения, равно оценивать, как не заслуживающие доверия показания потерпевшего, да и любые иные свидетельства обвинительного толка.

Значит, мы вправе рассчитывать на тот же успех, указывая, что сведения обвинения недостоверны, так как участники-источники преследуют цель «упаковать» обвиняемого, неправдой добиваются его осуждения, они все и каждый в отдельности не заинтересованы в раскрытии своих нарушений и должностных преступлений, устремлены злоупотребительством своих прав и обязанностей. Равно мусорам мы освобождаемся от обязанности представлять доказательства таким доводам. Чем на это и при тех же условиях сподобиться ответить обвинитель и обвинительный суд? Только об этом тобой должно быть сказано непременно и даже предупредительно. А потому как произвол иногда творят и втихаря. Обвинитель может и не привести в прениях подобных аргументов. Это сделает за него суд, сделает вне обсуждений, молча прописав мотивами и выводами в Приговоре. Соответственно, у защиты не будет повода возражать таким голословиям в заседании. Тем самым данная аргументация прольётся за края позиции обвинения, но в поддержку последнего.