Владислав Шейченко - Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суде

Ну а в режиме реального времени участник-подозреваемый появляется в деле только в исключительных случаях. Это произойдёт, если весомых доказательств нет ещё, причастность гражданина – только часть версии, но этот гражданин оказался в поле подозрений по горячему следу, и оставление его на свободе грозит его исчезновением или его же действиями по сокрытию следов, давлению или по созданию прочих помех для «нормального» расследования. Реже – привлечение подозреваемым является лишь тактической уловкой с целью углублённой проверки на вшивость человечка после продолжительной травли. Взвешенное положение подозреваемого, когда человек уже не свободен, но ещё не обвинён, является серьёзной стартовой площадкой для его перехода в роль обвиняемого. Это произойдёт почти со 100 %-ой гарантией. Эта акция всегда обдуманна и ответственна, несмотря на кажущуюся инертность. А как же, в случае ошибки следствия бывший подозреваемый, он же – не состоявшийся обвиняемый подлежит реабилитации, а в адрес мусоров в зависимости от сопричастности к преследованию полетят наказания и взыскания. Поэтому, будучи привлечён подозреваемым, особых иллюзий не питай, прогнозируй скорое обвинение.

Другая выгода ментам и мусорам от официальных подозрений – человечка можно от 10 до 30 суток удерживать в качестве задержанного и заключённого под стражу в ИВС (изоляторе временного содержания), где в отличие от СИЗО (следственный изолятор), полновластно хозяйничают опера, так как они из одного ведомства с ОВДешниками – «цветными ментам» (ныне полицаи). Взаимопонимание между ними отменное, плюс согласованность со следствием и крышевание от прокуратуры. Это позволяет до настоящего времени использовать ИВС как пыточные профилактории.

Сам процессуальный закон (статья 95.2 УПК) оставляет оконце для возможности посещения подозреваемого операми.

Сейчас для этого достаточно письменного разрешения следователя. В таком Разрешении будут указаны лишь формальные поводы и основания для встреч, например, необходимость проведения оперативно-розыскных мероприятий либо беседы. Действительные мотивы и намерения скрывают, а в случае крайней нужды, например, допроса самих оперов как свидетелей, могут спрятаться за формат секретности оперативной информации.

Новейшее законодательство (с 2002 года) существенно сократило сроки допустимых задержаний и содержания подозреваемых в ИВС. Соответственно сузилась и возможность пыточной добычи доказательств по ментовским подвалам. Ныне операм приходится поспешать, действительно работать оперативно. На всё про всё – 10 дней и столько же ночей. Вот раньше было раздолье, когда санкции на арест давали прокурорики заочно и сроками не поджимали. Забирали мерзавчика из тепла, из суеты бытовой и опостылевшей, в своё удовольствие лупили его в кровь по казематах, пока не расколется или не убедятся в его непричастности. Редкая овца доплывала до середины Днепра.

Но и с новым УПК и Законом о содержании под стражей перетаптывались не долго. Уж чем сильны отечественные мусора, так это находчивостью, новаторством и изощрённостью. На мой вопрос о перспективах и проблемах Юра Бурцев (тогда суперследователь Тверьоблпрокуратуры) откровенно поведал: Добывать нужную информацию от подозреваемого возможно и без официального задержания, ареста и прочих предварительных ласк. Вполне практичен и вариант, когда «клиента» в лес вывозят «братки» или под их видом опера, а в тех лесах дремучих (болотах, пустырях) языки и развязывают. И не поймёт «клиент», с кем дело имеет, насколько реальны угрозы расправы, воспринимать их будет на полном серьёзе. Пусть жалуется потом, увечья демонстрирует. Похитителей-истязателей не обнаружат, да и искать-то не станут, а информация о преступных подробностях уже получена, в том числе и с технической записью. Вслед за этими признательными откровениями того же «клиента» задержат, якобы, уже официальным порядком или «из рук в руки» (из Варяг в Греки) или как ранки заживут.

Особик Юра Бурцев не врал. С середины 2003 года действительно широко внедрилась практика подобных вне процессуальных допросов (хотя такое изредка и раньше наблюдалось). Одновременно в обойме мусоров появились и другие оригинальные приёмчики. А пытки «на стороне» стали более жестокими, вплоть до летальных исходов. Пытаться (только лишь пытаться) избежать их возможно путём резкого сокращения одиночного нахождения и передвижения. Если на улице тебя приглашают в незнакомый авто левые морды, лучше бы отказываться, какие бы причины не указывали и срочности. При ордерном задержании с подозрением на фальшивость происходящего желательно устроить публичный скандал, истерику с целью привлечь внимание окружающих. Быстрее всего похитители в такой ситуации ретируются и будут искать другие пути изъятия твоего тела, а то и вовсе откажутся от затеи такой. Преодолеть попытки и обороняться от надругательств возможно путём массовых жалоб во все концы, желательно с привлечением очевидцев. Нет ничего постыдного, если сообщать о прямых угрозах истязаний, даже в отсутствие таковых, а любые намёки излагать как факт. Полагаю, что в этих случаях все средства хороши. Менты на дух не переносят склочников и истеричек, их омрачают жалобы и разбирательства. Повторюсь, лучшим (и проверенным) является для таких случаев предупредительность, то есть меры по упреждению ситуаций. Заблаговременная жалоба об угрозе насилия и пыток, об обстоятельствах угроз, как правило, отбивает желание использовать насильственные методы дознания и на будущее, когда те же средства могут примениться и в тюряге. Незачем корчить из себя героя. Герои с отбитыми потрохами и наболтавшие против себя всяких глупостей смешны.

Всё сказанное относится и к пыточным опытам в условиях изоляторов или ментовских кабинетов. По отношению к стойким деревянным солдатикам, подкреплённых надёжной защитой, мусора действуют вероломно и бурно. А к тщедушным ссыкунам, не обеспеченным нормальной бронькой, могут использовать и приём ожидания, когда человека плющат психически одной лишь длительной угрозой пытки, держа тем самым в напряжении до срыва. Примером первого варианта укажу случай с гражданином Л. Менты знали, что он держит удар и терпит боль, что защитник его регулярно посещает, и в случае наездов бучу поднимет несомненно. Поэтому Л. в Убойный Отдел выдернули из изолятора нежданчиком, не только без предупреждений, но и под обманным предлогом. По прибытию к месту казни всё творили молча и угрюмо: отбили сердце, подвесили в растяжку, пожгли ручонки и прочие физические неудобства причинили. И никаких вопросов о признаниях не задавали, вообще причин расправы не указывали, не объясняли поводов всего. Вот только, как бы между прочим, оставив Л. одного в кабинете после очередной порции надругательств, под дверью устроили меж собой разговор. Так чтобы «нечаянно» слышно было и жертве. Мол, этот хрен всё равно ничего не расскажет, но нам и так известно – это его рук дело, ещё немножко попрессуем, а если подохнет, падла, вывезем его труп в лес, а задним числом оформим его освобождение от ареста, пусть думают, что другие грохнули, а делюгу закроем в связи со смертью виновного. В случае с Л. такой приём не сработал из-за мужества и ума этого парня. Но некоторые другие под впечатлением реальности происходящего, да ещё от не выдержки болей, ломаются всё же и соглашались на саморазоблачение. В пример второго варианта желаю привести следующую ситуацию. В Твери репутацией пыточного заведения заслуженно пользуется ИВС на улице Грибоедова (знал бы Грибоедов об этом – вот бы обрадовался!). Многие случаи издевательств над заключёнными в этом «Клубе садистов» активно обсуждаются в среде следственно-арестованных, так сказать, в рамках федеральной программы обобщения опыта и впечатлений. И когда после таких обсуждений арестованного выдёргивали этапом в ИВС «Грибоедовка» на следственные действия, в этом видели перспективой не поедание грибов, а неизбежные пытки. Поэтому слабонервные и мнительные уже ко времени прибытия в ИВС так прокачивались страхом, что срывались уже при первой встрече с ментами и давали требуемые показания.