Александра Баркова - Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век

Я сейчас листаю конспект и вот тут как раз вышла на нашу цитату про многонациональный поход Игоря. Давайте отвлечемся немного от разбора текста, снова пара слов про исторические параллели. Итак, со своим замечательным войском Игорь отправляется на греков, и жители Корсуня посылают в Византию гонцов со словами: « и болгаре послали весть, говоря – идут русские, и наняли себе печенегов ». Чем это прекрасно? Мы с журналятами над этой цитатой зависали надолго, потому что цитата «русские идут!» наводила ужас на Америку во времена «холодной войны». Как вы видите, эту часовню тоже развалили довольно давно, и даже не в двенадцатом веке, а еще в девятом. Вот вам возраст этого ужасного клича «русские идут».

И вот Нестор доходит до Ярослава. « Ярослав заложил великий город Киев и того городу – Золотые ворота, заложил и церковь Святой Софии Премудрости Божьей, затем церковь каменную на Золотых воротах » и так далее. Почему главный собор Киевской Руси – именно Софийский, причем и в Новгороде тоже Софийский, объяснять надо? Правильно, потому что в Царьграде тоже София. Потому что Русь не хуже Византии, это прямой и четкий ответ Царьграду.

А теперь смотрите.

« Как если один землю вспашет, другой же засеет, а иные жнут и едят пищу неоскудевающую, так и этот. Отец ведь его Владимир землю вспахал и размягчил, то есть крещением просветил. Этот же Ярослав, сын Владимиров, посеял книжные слова в сердца верующих людей, а мы пожинаем, учение принимая книжное.

Велика ведь бывает польза людям от учения книжного; книгами наставляемы и поучаемы на путь покаяния, ибо от слов книжных обретаем мудрость и воздержание. Это ведь реки, напояющие всю вселенную, это источники мудрости; в книгах ведь неизмеримая глубина; ими мы в печали утешаемся; они – узда воздержания. Велика есть мудрость; ведь и Соломон, прославляя ее, говорил: «…» ».

«И толпа, услышав четвёртую международную речь, побледнела». Вот обещанный пассаж похвалы книгам. Я не помню, как там это всё редактировалось для школьников. Я точно помню, что мы это как-то в школе проходили, но естественно, что про путь покаяния и узду воздержания советским школьникам вырезали. А между тем именно это, по мнению Нестора, есть то самое разумное, доброе, вечное, которое сеется посредством литературы.

Что еще?

Я не буду больше вам цитировать, вы подустали. Вы сегодня услышали много нового об абсолютно известных вещах, и в этом заключалась принципиальная новизна. Да, именно так. Я лишь повторю, что главная ценность литературы русской от момента ее возникновения – вот она: узда воздержания, быть наставляемым книгами на путь покаяния. И в этом самое удивительное, что, несмотря на такие цели и методы, у нас пошла развиваться художественная литература, о которой мы будем немножко говорить в следующий раз.

Мы с вами продолжаем наш разговор о становлении древнерусской литературы. Сегодня нас ждет завершение анализа начального этапа, и затем мы попробуем обрисовать культурную ситуацию, в которой возникло «Слово о полку Игореве».

В прошлый раз, как вы помните, мы говорили о такой бяке, как учительность. Поскольку древнерусская литература возникает благодаря принятию христианства, то сразу же она ставит себе задачу правильно воспитывать христианина. И опять же, напоминаю, вам оказалось неким откровением, что для христианина самое главное – это жизнь вечная, а всё мирское – тлен и подготовка к жизни вечной. И литература должна сеять именно это вечное (а также разумное и доброе), но не в некрасовском понимании, а в христианском. Это вы, я надеюсь, осознали.

И теперь мы должны с вами перейти к следующему аспекту, к следующей большой проблеме всей нашей литературы, включая современную. Знаете, есть такое русское слово, которое на иностранных языках идет без перевода… как «спутник», «перестройка», другие загадочные русские реалии, и в этом ряду непостижимое слово nadryv.

Что такое надрыв? Это не просто страдание, это ситуация, когда человеку плохо, и он так старательно эту бяку переживает, что делает себе еще хуже, потом еще хуже, потом и еще хуже. То есть он себя в этом самом страдании накручивает. И мы с вами будем надрыв специально проходить в лице, как вы прекрасно понимаете, Федора Михалыча и Аполлона, не помню как его по батюшке, Григорьева. Это всё нас с вами ждет.

Почему я говорю, что надрыв – проблема нашей литературы, включая современную? Потому что я, как человек фэндомный, много чего читала, а по юности много чего писала. И в подобного рода текстах чем сильнее страдает персонаж, чем ему хуже, чем больше смакуется его страдание, тем текст выше оценивается. Не с художественной точки зрения, разумеется, не литературоведом, а таким же юным любителем, как и автор. «О, это именно то, что я хотел прочесть!» У нас в толкинистском фэндоме есть «Черная книга Арды», там надрыв можно бочками вывозить и еще останется. Это один яркий пример, а имя им миллион. То есть у надрыва есть благодатнейшая современная аудитория, которая просто этим упивается.

Дорогие мои, всё началось в десятом веке. Почему? Потому что один из важнейших образов для христианской культуры, одна из важнейших категорий христианской культуры… ну-ка подсказывайте мне, что это? Большинство церковных праздников в году, понятие именин с кем связано? Что такое вообще именины? Именины – это, соответственно, день святого покровителя. Потому что имя чаще всего давалось по празднику святого, ближайшему ко дню рождения. Хорошо. Объясните мне, пожалуйста, что за личности святые, что с ними было? Типовая биография типового святого? Святой – это человек, погибший за веру, совершенно верно. Но не всякий человек, погибший за веру, будет святым. И не всякий святой погибал. Что еще нужно? Вот, например, сравнительно недавно адмирала Ушакова произвели в святые, а Суворова не произвели в святые. Я прошлый раз мучительно доказывала, что рай – это не дом отдыха. Так вот, сейчас я вам буду менее мучительно доказывать, что звание святого – это не орден за заслуги перед Отечеством высшей степени, это совершенно другое.

Святым становятся по посмертным чудесам. Будем мы с вами сегодня читать «Сказание о Борисе и Глебе». И там подробнейшим образом посмертные чудеса Бориса и Глеба описываются, и как тело Глеба было неизвестно куда дето, и найдено оно было спустя много времени, его искали – и его нашли нетленным, а от тела Бориса вообще исходило сияние. И поэтому когда чудеса имеются, то это святой, а когда чудес нет, то это просто выдающийся человек, но святым он не будет.

Но нам сейчас важно другое, нас интересует именно идея мученичества. Абсолютное большинство христианский мучеников, и в раннем христианстве, и нет, как идут на смерть? Как он принимает смерть, если он христианский мученик? Со смирением, совершенно верно. Он не пытается гибели избежать, он идет на нее осознанно, он ни в коем случае не пытается спастись, потому что, я еще раз повторяю, всё мирское тленно, а единственное, что имеет смысл, – это жизнь вечная.