Самуил Лурье - Полное собрание рецензий [litres]

Ну и про деньги. Что у хорошего человека их должно быть много. И что хорошему человеку они достаются честным трудом.

Что граждане РФ должны возлюбить друг друга. Что Достоевский убил в России Бога. И как приходится страдать за правду.

«Помните шутку, за которую меня потом сосредоточенно пинали? Я в программе „К барьеру!“ сказал: „Что вы хотите от страны с президентом, у которого фамилия состоит из трех букв, причем вторая – «у»?“ Смешно, но факт. Хотя, если вдуматься, шуточка страшная, потому что даже с таким президентом Америка все равно страна великая и привычно процветает. А у нас будь президент хоть самым лучшим в мире, страна все равно будет в говне…»

Хватит с вас, полагаю. Тут еще уйма фотографий: автор в различных позах. Тираж книги – 50 100.

Людмила Агеева. В том краю…

Сборник. – СПб.: Алетейя, 2006.

Ну и тут я тоже обойдусь цитатой. Причем длинной. Поскольку все дело в том, нравится ли вам такая проза. Состоящая не из букв, не из слов, даже не из фраз – вы их не видите, а следите за интонацией ума.

Которая вас завлекает. Представляясь обращенной лично к вам.

Тут еще одно обстоятельство. Это проза сугубо петербургская. Не только по узнаваемым реалиям. Такая в ней меланхолия и тревога. Такая привычка к миражам.

Выписываю, что попало под руку.

«Мрак и вихрь. Вихрь и мрак владеют островом в осеннюю пору. Так где же этот светлый город под боком у роскошной столицы, где забытая мечта Риккардо Гуалино, где эти воздушные аркады, прозрачные галереи, огни в садах, где шесть улиц-лучей от Большой площади? До слез жаль стараний маэстро Ф., что лежат в архитектурных архивах, присыпанные книжной пылью, на желтоватых огромных листах с закругленными лохматенькими углами.

А не гиблое ли это место, а земля ли это, впрямь, а не островные ли хляби поглотили Новый Петербург, или мрак и вихрь укрыли, умчали, унесли за стекленеющий горизонт дивный город невиданной красы со всеми его обитателями?..

…Нет, неуютна могила адмирала Грейга, холодны черные мраморные плиты. Никогда они не выпивали на могиле адмирала. Другое дело – могила Ивана Сергеевича Будкина. Покосившийся древний столик и две потемневшие, но крепкие еще скамеечки очень располагали к дружеским посиделкам под ожившей трепетной листвой, к импровизированным доверительным пирушкам с вином типа „Агдам“ и другими такими же дешевыми и безобразными напитками, вынесенными из близкого от этих мест магазинчика завода „Марксист“…»

Потом начнется сюжет, и побежит, и прекратится раньше, чем жизнь, допустим, героини. Останется грустное недоумение: для чего мы ввязываемся в них, в сюжеты эти, мучая себя и других? Говорю – мы: как-то так, повторяю, получается, что читатель этой прозы чувствует себя одним из ее действующих лиц и конфидентом автора. Своим в этом мире одинаково одиноких. Идет, никуда не спешит, смотрит по сторонам.

Леонид Юзефович. Путь посла: Русский посольский обычай. Обиход. Этикет. Церемониал. Конец XV – первая половина XVII в.

СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2007.

Издательству пришлось аттестовать эту книгу как научно-популярную. Другого выхода, пожалуй, не было: если сказать правду – что наука тут самая что ни на есть серьезная, а слог все-таки изящный, – вряд ли кто поверит. Между тем предмет разъяснен до последней тонкости. В XVI каком-нибудь столетии за такое печатное пособие любой европейский государь не пожалел бы золотых монет, да еще и произвел бы Леонида Юзефовича в министры.

Тут есть все, что надо знать дипломату, отправленному в прошлое, и притом на Восток – в Москву, в Крым, в Константинополь. По бесчисленным и впервые исследованным источникам составлена наиподробнейшая инструкция: как одеться, как поклониться, что в каких обстоятельствах сказать обязательно, а чего ни в каком случае не говорить и чему ни за что не удивляться.

Бездна сведений, но ничего лишнего; и все передано с необычайной вразумительностью. Происхождение той или иной формулы поведения прослежено по возможности до корней.

В результате перед глазами читателя вырастает реальность, состоящая сплошь из условностей, но совершенно прозрачная; в ней цвет наполнен смыслом.

«Для Грозного, любившего театральные эффекты в политике и в быту, одежда имела особое значение. И. Масса пишет, что когда царь надевал красное платье, он проливал кровь подданных; когда черное, то людей убивали без пролития крови – топили и вешали;

когда белое, всюду веселились, „но не так, как подобает честным христианам“…»

Подробностей тут – прежде неизвестных – целая Грановитая, целая Оружейная палата. Посуда, украшения, доспехи, рухлядь – что угодно для души; ликуй, специалист, млей, любитель.

«В Европу обычно посылались меха, но ни в коем случае не сшитые из них шубы. В отношениях равного с равным дарить одежду не полагалось. В иерархии „мягкой рухляди“, или „пушной казны“, беличьи шкурки находились в самом низу и возились коробами, выше стояли куницы, еще выше – горностаи. Вершину пирамиды занимали чернобурые лисицы и соболя (волчьи, лисьи, бобровые и лосиные шкуры были скорее исключением, чем правилом). Главенствовал соболь, имевший, видимо, кроме рыночной, еще и символическую ценность…»

В общем, книжка восхитительная. С неожиданным и чудесным заключением: про то, что ведь и каждый человек на разных этапах бытия исполняет посольскую должность и пользуется приемами посольского ремесла.

«Рождаясь на свет или пересекая границу, он вступает в иной мир, где ему предстоит понять правила чужой игры, принять их и решить свою задачу, которая при таких условиях решена быть не может, но устанавливать собственные правила ему запрещено…»

И что каждому человеку предстоит «в конце пути убедиться, что автор и адресат доверенного ему послания – одно лицо».

Марк Солонин. 23 июня: «день М»

М.: Яуза, Эксмо, 2007.

Когда-нибудь о нем самом напишут книгу. Все-таки это невероятно поучительное зрелище. Более полустолетия тысячи и тысячи специальных людей в специальных же институтах, академиях, управлениях, издательствах производили и воспроизводили специальное военное вранье. И оно казалось таким прочным. Документы – какие уничтожены, какие подделаны, какие засекречены, а главное – мозги обработаны так, чтобы пошевелить ими было невозможно. В мавзолее, построенном из циклопических глыб вранья, ВОВ лежала мертвее Ленина.

Вдруг вошел – как его только пустили? как прозевали? – человек без погон, зашуршал бумажками. Всякими там накладными, докладными. Разными отчетами, сводками, директивами. Канцелярию, короче, разворошил, бухгалтерию. Калькулятором защелкал. Включил самый обыкновенный, Евклидов, так сказать, здравый смысл.