Лайон де Камп - Лавкрафт: Живой Ктулху

Последовала незабываемая неделя. Лавкрафт встречался с Мортоном, Кляйнером и Хоутейном. Он познакомился с Фрэнком Белнапом Лонгом, молодым честолюбивым автором сверхъестественных рассказов. Лонг выиграл конкурс в журнале для мальчиков и благодаря своему рассказу-победителю был приглашен в ОАЛП. Когда в «Юнайтед Аматер» был опубликован еще один его рассказ, Лавкрафт написал ему.

Лонг оказался маленьким темноволосым юношей двадцати лет, он был студентом в Школе журналистики Нью-Йоркского университета и сыном преуспевающего дантиста. Подобно Лавмэну и Лавкрафту, он обладал литературными и поэтическими устремлениями. Из-за сердечных шумов родители избаловали его почти так же, хотя и немного меньше, как Лавкрафта в его домашнем детстве. Чувствительный, эстетический и возвышенный, он был подвержен пылкому, но проходящему энтузиазму в хобби, увлечениях и убеждениях.

Друзья Лавкрафта истерли ноги, осматривая с ним достопримечательности Нью-Йорка: Вулворт-билдинг, финансовый район и часть Бруклина. Лавкрафт был восхищен сумеречным силуэтом Манхэттена: «Он поднимался из воды в сумерках – холодный, гордый и прекрасный, город чудес из восточной сказки, чьи братья – горные пики. Он был непохож ни на один земной город, ибо над багровым туманом возносились башни, шпили и пирамиды, которые могут привидеться лишь в опиумном сне в землях за Оксом» [252] Окс – древнегреческое название реки Амударьи в Средней Азии, Лавкрафт упомянул его в своем рассказе «Безымянный город». ( Примеч. перев. ) .

Однако трущобы бедного Ист-Сайда пробудили в нем ксенофобию: «…Эти свиньи инстинктивно собираются в толпы… Ублюдочная мешанина потной плоти полукровок, лишенная интеллекта, омерзительная для взора, обоняния и воображения – да пошли небо милосердное облако циана, которое удушило бы все это невероятное уродство, покончило со страданиями и очистило место».

Хотя сегодня подобное описание иммигрантской бедноты звучит шокирующе, во времена детства Лавкрафта оно не было необычным среди «старых американцев». Нативизм с ненавистью к иностранцам и иммигрантам был весьма важным фактором в американском мышлении и политике всю вторую половину девятнадцатого и начало двадцатого веков. Нативистские ораторы выражались так же крепко, как и Лавкрафт, вплоть до использования его любимого уничижительного словечка «полукровки». С 50–х и до 90–х годов девятнадцатого века ирландцы назывались «невежественной, преступной и идолопоклоннической толпой полукровок», чехи – «извращенными животными, гарпиями, прогнившими физически и духовно». О поляках и русских говорили: «Давайте выгоним плетьми этих славянских волков назад в европейские берлоги, откуда они приходят, или же истребим их». Так что отношение Лавкрафта к национальным меньшинствам не было оригинальным – лишь немного не ко времени.

Лавкрафт познакомился с соседкой, которая дала приют Соне, и приласкал ее кошку. Соня сказала:

– Сколько настоящей любви тратится на простую кошку, когда любая женщина была бы так благодарна за нее!

– Как женщине может нравиться такое лицо, как у меня? – спросил Лавкрафт.

– Матери может, да и некоторым другим не пришлось бы очень стараться.

Они рассмеялись, и Лавкрафт продолжил гладить кошку. Казалось, Соня уже положила глаз на Лавкрафта как на своего мужчину.

Кульминация наступила во время обеда в итальянском ресторане на 49–й улице. Лавкрафт впервые пробовал итальянскую еду и довольствовался мясным супом с овощами, спагетти с фрикадельками и пармезаном. От вина он отказался, заявив, что никогда не пробовал алкоголя и не собирается начинать сейчас. Однако у него появилось длительное пристрастие к итальянской еде, особенно к спагетти. После обеда они отправились на русское ревю «Chauve Souris» Никиты Балиева с его прославленным «Маршем деревянных солдатиков».

На следующее утро, тринадцатого апреля, Лавмэн и Лавкрафт попрощались с Соней на Грэнд-Сентрал: Лавмэн сел на поезд в Кливленд, Лавкрафт – в Провиденс.

На протяжении следующих месяцев Лавкрафт продолжал писать о «тщетности всех усилий» и говорить, что «в настоящее время я работаю, только чтобы убить скуку». Тем не менее он был довольно активен.

По пути на ярмарку Соня остановилась в Магнолии, штат Массачусетс, небольшом курорте между Глостером и Салемом, где она должна была представлять свою фирму. По ее приглашению Лавкрафт приехал в Магнолию. Прогуливаясь по эспланаде при лунном свете, они услышали «своеобразное храпение, какой-то хрюкающий гул, громкий даже на расстоянии». Соня сказала:

– О, Говард, вот обстановка для действительно странного и загадочного рассказа.

– Так и напиши его, – ответил он.

– О нет, у меня не получится.

– Попробуй. Опиши мне, какая картина предстает в твоем воображении [253] Письмо Г. Ф. Лавкрафта М. В. Мо, 18 мая 1922 г.; «Jersey City American Standard», 20 Sep. 1859; «Chicago Tribune», 25 Jul. 1876; «Chicago Times», 6 May 1886, цитируется no Herbert G. Gutman «Work, Culture, and Society» в «The American Historical Review», LXXVIII, 3 (Jun. 1973), p. 584; письмо Г. Ф. Лавкрафта Ф. Б. Лонгу, 9 июня 1922 г.; Sonia Н. Davis «Howard Phillips Lovecraft as his Wife Remembers Him» в «Providence Sunday Journal», 22 Aug. 1948, part VI, p. 8, cols. 1,3; «Н. P. Lovecraft as his Wife Remembers Him» в «Books at Brown», XI, 1 8c 2 (Feb. 1949), pp. 5, 7. .

В ту ночь Соня засиделась допоздна и написала набросок рассказа. Когда Лавкрафт просмотрел его на следующий день, он пришел в такой восторг, что Соня импульсивно его поцеловала.

Лавкрафт покраснел, чрезвычайно смутившись, а затем побледнел. Когда же Соня подшутила над ним, что он так разволновался, он объяснил, что его не целовали с самого младенчества.

Он, однако, действительно взялся за правку рассказа – или же написал его с простого наброска. «Кошмар на побережье Мартина» – вполне достаточный, но ничем не примечательный – был опубликован под именем Сони в «Виэрд Тэйлз» за ноябрь 1923 года. Как и «Артур Джермин», он был переименован редактором – на этот раз в «Невидимое чудовище», что выдавало сюжет. Рассказ напоминает «Что это было?» Фитца-Джеймса О’Брайена и «Проклятую тварь» Амброза Бирса, за исключением того что в нем угроза исходит не от человекоподобной твари, а от морского чудовища, наделенного сверхъестественными возможностями.

В конце июля Лавкрафт отправился в поездку в Кливленд, которую обещал Галпину и Лавмэну. Когда Галпин звал его в первый раз, Лавкрафт не решился, поскольку его тетушки стали бы возражать против этого: «…любая серьезная попытка расколола бы дом номер 598 в гражданской войне».

Но он все-таки поехал, освоив акробатику переодевания на пульмановской полке. Ландшафт Огайо ему не понравился. Деревни, по его словами, были «невыносимо унылы», прямо из «Главной улицы» Синклера Льюиса.