Лайон де Камп - Лавкрафт: Живой Ктулху

Несомненно, что помимо своей неискушенности в обычаях издательского мира Лавкрафт еще не примирился с необходимостью зарабатывать на жизнь. В некотором роде этого так никогда и не произошло.

В течение 1923 года, несмотря на возобновление клятв уйти из любительской печати, Лавкрафт посещал собрания любителей. Он с удовольствием принял Мортона и Мо, которым устроил пешие экскурсии. Показывая Провиденс гостям, Лавкрафт, бывало, то и дело останавливался перед каким-нибудь колониальным реликтом или лесным пейзажем и восклицал: «Где, кроме как не в Провиденсе, вы могли бы найти…» то, чем он хотел, чтобы его друг восхитился.

Он страдал от приступов головной боли, депрессии и человеконенавистничества, которые побуждали его писать: «Естественная отвратительность и омерзительность человеческой твари может быть преодолена лишь в некоторых образцах с хорошей наследственностью и образованностью…» [263] Письмо Г. Ф. Лавкрафта Дж. Ф. Мортону, 8 марта 1923 г. Потакая своей аристократической фантазии, он говорил в своей самой показной, презрительной и надменной манере о том, что оставит писательство: «Я почти решился больше не писать рассказы, а лишь смотреть сны, когда у меня будет к этому желание, не прерываясь на какую-нибудь пошлость вроде записывания видений для грубой [264] В оригинале стоит «boarish», относительно которого де Камп замечает: «„Boarish“ не является опечаткой слова „boorish“ („грубый, неучтивый“), это архаизм, означающий „crude, beastly“ (соответственно „грубый, оскорбительный“ и „животный, грубый; зверский“)». ( Примеч. перев. ) Публики. Я пришел к заключению, что Литература не является надлежащим занятием для джентльмена и что писательство должно рассматриваться не более чем изысканное Достоинство».

Отношение Лавкрафта к заработку на жизнь напоминает отношение Артура Мейчена («Machen», рифмуется с «blacken» («чернеть, чернить»)), который после По и Дансейни оказал на него сильнейшее литературное влияние. Мейчен писал, что «эта мука заработка остается крайне неестественной для человека…».

Уроженец приграничных земель Уэльса, Мейчен был мечтательным и непрактичным человеком, писал он медленно и мучительно. Он никогда не зарабатывал прилично ни писательством, ни чем-либо еще, хотя и пробовал себя в качестве клерка, учителя, репортера и артиста.

Несмотря на некоторую раздражающую манерность и смутную незаконченность многих рассказов, произведения Мейчена обязательны для любого ценителя фантастики. Его излюбленная тема – пережитки языческой магии и культа плодородия и все еще существующие духи, которым эти ритуалы были посвящены, в пещерах, верованиях и на шабашах в Британии.

Лавкрафт пренебрег простым советом Сэмюэля Джонсона из восемнадцатого века: «Ни один человек, за исключением болванов, никогда не писал кроме как за деньги». Когда Хью Б. Кейв, автор рассказов для журналов, поинтересовался мнением Лавкрафта насчет этого изречения, тот отверг его как «обывательское». Но Лавкрафт также и писал: «Я думаю, мне глупо пытаться писать… хотя… я не смог бы удержаться от этого, если бы захотел» [265] Письмо Г. Ф. Лавкрафта Ф. Б. Лонгу, 24 июля 1923 г.; Arthur Machen «The Autobiography of Arthur Machen», Lon.: Richards Pr., 1951, p. 193; James Boswell «Life of Dr. Johnson», II, p. 16; письмо Г. Ф. Лавкрафта А. У. Дерлету, начало октября 1932 г.; Р. Кляйнеру, 14 декабря 1921 г. .

Лавкрафт выпустил еще два номера «Консерватив», в марте и июле 1923 года. Они были последними, и он не присваивал им номера томов, просто пронумеровав двенадцатым и тринадцатым. В них содержались поэмы Лавмэна и Мортона, статьи Галпина и Лонга и редакторские статьи самого Лавкрафта.

Эти статьи в основном касались литературной критики. Тон Лавкрафта в них был мягким, за исключением того места, где он описывал «несвязное и непоследовательное „стихотворение“ под названием „Бесплодная земля“», принадлежащее Т. С. Элиоту, как «в целом совершенно бессмысленный набор фраз, научных ссылок, цитат, жаргонизмов и обрывков, предложенный публике (в качестве мистификации или же нет) как нечто оправданное нашим современным разумом с его недавним осмыслением собственной хаотичной банальности и беспорядочности». Я полагаю, что другие думали о «Бесплодной земле» то же самое, но не решались высказать это из-за авторитета Элиота.

В августе Лавкрафт позвонил семье Эдди из Провиденса, с которыми он долгое время состоял в переписке. Где-то в 1918–1919 годах Сюзи Лавкрафт посетила собрание суфражисток. Там она познакомилась с некой миссис Клиффорд Мартин Эдди, чей сын, К. М. Эдди-младший, увлекался сочинительством. Миссис Эдди узнала, что Лавкрафт занимается «призрачным авторством», и ее сын и его невеста Мюриель Гаммнонс, с которой он недавно обручился, позвонили Лавкрафтам.

Отвечая на звонок, Сюзи возбужденно превозносила своего одаренного сына. Он будет рад, говорила она, переписываться с Эдди, но он ненавидит телефон, как и все современные машины.

Эдди впервые встретились с Лавкрафтом в жаркий воскресный день 23 августа 1923 года. В ответ на их приглашение он появился на их пороге «в аккуратном сером костюме, белой рубашке и черном галстуке, на нем была панама…» [266] «The Conservative», No. 13 (Mar. 1923), p. 7; Muriel Eddy «The Gentleman from Angell Street», Providence, самиздат, без обозначения даты, p. 4. . Они пожали его холодную руку и недоверчиво выслушали его заявление, что он с удовольствием совершил трехмильную прогулку от своего дома при температуре почти 100° F (38°C). Он подружился с кошкой Эдди и с благодарностью принял чашку горячего кофе со сливками и четырьмя ложками сахара.

Эдди стали на многие годы его единственными настоящими друзьями, помимо тетушек, которые были у него в Провиденсе. В последующие визиты он часто приходил поздно вечером и уходил глубоко заполночь. Он читал семейству Эдди свои рассказы. Иногда он приносил троим их детям коробку разбитых плиток шоколада или крекеров, которые покупал практически ни за что.

В ноябре 1923 года Клиффорд Эдди и Лавкрафт отправились на охоту на Темное болото близ Чепачета, штат Род-Айленд, о котором ходили всяческие слухи. Лавкрафт надеялся, что там он найдет атмосферу для сверхъестественного рассказа. Хотя они прошли семнадцать миль, болота так и не обнаружили. Зато Лавкрафт сделал заметки о диалекте местных сельских жителей, которые использовал позднее. (Кук, впрочем, говорил, что лавкрафтовские «диалекты янки» в основном были плодом его воображения, а если и существовали когда-то, то к его времени уже вышли из употребления. Одно письмо Лавкрафта наводит на мысль, что он узнал о них из «Бумаг Бигелоу» Джеймса Расселла Лоуэлла.)