Лайон де Камп - Лавкрафт: Живой Ктулху

Лавкрафт был убежден, что рождение детей может быть гражданским долгом, но удовольствие не имеет с этим ничего общего: «Неизменной обязанностью примерного гражданина является невозмутимое привнесение своей доли в воспроизводство будущего поколения, но некоторые столь позорно уклоняются от ответственности, что иностранцы, вероятно, поглотят нас за какие-то несколько лет, если только не будут сдержаны законодательством и Ку-клукс-кланом».

Позже некоторые молодые литературные протеже Лавкрафта, вроде Лонга и Дерлета, взяли в привычку хвастаться ему в своих письмах об успехах с девушками. Часто результатом было ответное письмо с терпеливыми наставлениями в строгой сексуальной морали. Например, Лавкрафт убеждал, что вседозволенность во внебрачных связях логически приведет к требованиям подобной свободы в содомии, инцесте и скотоложстве. И они будут оправдываться как «почтенные и прогрессивные» [281] Письмо Г. Ф. Лавкрафта Р. Кляйнеру, 23 апреля 1921 г.; Э. Ш. Коулу, 30 сентября 1923 г.; А. У. Дерлету, 14 марта 1933 г. . Он полагал, что народы и культуры, допускающие подобные свободы, находятся на пути к упадку и разложению. Современные социальные тенденции наводят на мысль, что Лавкрафт, возможно, был не так уж и неправ.

Когда Лавкрафт познакомился с Соней, она спросила его в письме, что он думает о любви. Ответом была многословная проповедь, как если бы холостой философ обращался к юной ученице, готовящейся выйти замуж: «Взаимная любовь мужчины и женщины друг к другу – воображаемое переживание, заключающееся в наделении ее объекта неким особым отношением к эстетико-эмоциональной жизни испытывающего ее…

Юность привносит с ней определенные эротические и образные стимулы, заключающиеся в осязаемых явлениях стройных, невинно позирующих тел и зрительных образах классических эстетических форм, символизирующих тип свежести и юной незрелости – что очень прекрасно, но не имеет ничего общего с семейной любовью.

Ни один сдержанный мужчина или женщина не предполагает подобного исключительного физического состояния возбуждения кроме как в кратком периоде ранней юности, и любая личность высокого уровня развития при приближении к среднему возрасту может вскоре перенести свои физические нужды в другие области. Для таких людей другие формы возбуждения значат много больше, нежели сексуальное выражение, поэтому они уделяют ему лишь поверхностное внимание…»

Это лишь еще одно рационалистическое обоснование собственных черт, желаний и ограничений Лавкрафта. Можно задаться вопросом, как мужчина с такими прохладными, отвлеченными и инертными представлениями вел себя после свадьбы.

Как и обычно, у нас есть некоторые соображения на этот счет. Соня писала Дерлету: «Как женатый мужчина, он [Лавкрафт] был вполне превосходным любовником, но он отказывался проявлять свои чувства в присутствии других». Она доверительно говорила матери Фрэнка Лонга, что Лавкрафт (предусмотрительно прочитавший кое-какие книги о сексе) действительно мог «делать это».

В другой раз она также сказала, что он был сексуально «достаточным – и даже более того». Когда Дерлет посетил ее в 1953 году, она сообщила ему: «Говард был совершенно достаточным в сексуальном плане, но он всегда приступал к сексу, как будто он ему не совсем нравился» [282] Письмо Г. Ф. Лавкрафта С. Г. Грин, примерно 1922 г. («The Arkham Collector», No. 9 [Winter, 1971], pp. 242–46); А. У. Дерлет (в личном общении, 8 сентября 1953 г.); Arthur S. Koki «Н. P. Lovecraft: An Introduction to his Life and Writings», магистерская диссертация, Columbia University, 1962, p. 155; А. У. Дерлет, письмо в «Haunted», I, 3 (Jun. 1968), p. 114. . Каждый раз, по ее словам, ей приходилось брать инициативу на себя.

Я делаю вывод, что за месяцы, последовавшие после свадьбы, Лавкрафт выполнял свои супружеские обязанности вполне удовлетворительно, пускай даже и без особого энтузиазма. Можно вспомнить англичанина викторианской эпохи, предварившего вступление в супружеские отношения следующими словами, обращенными к своей невесте: «Теперь я должен выполнить весьма неприятную обязанность» [283] Рецензия Анны Фримантл на «Закат дома Мальборо» Аниты Лесли в «New York Times Book Review», 6 May 1973, p. 4. .

По-видимому, в сексуальном отношении Лавкрафт был физически здоров, или почти здоров. С другой стороны, либо из-за материнских запретов, либо по причине низкой физиологической потребности, либо же из-за обоих этих факторов, он был рад вернуться к холостяцкой жизни. Когда он и Соня расстались, он, кажется, не тосковал по брачным отношениям. В сущности, он отказался от возможности возобновить их, когда она сделала последнюю попытку вернуть его назад. Бедный Лавкрафт, бедная Соня!

Когда Эдгар По писал «Бес противоречия», он имел в виду тот порыв, что порой находит на разумнейших из людей: сделать что-то глупое, совершенно несвойственное им, вредное для них или даже самоубийственное – даже если они отдают себе в этом отчет. Именно бес понуждает нас устраивать публичные сцены, ссориться с теми, кто полезен нам более остальных, ставить все на кон или играть в русскую рулетку. Когда мы стоим над пропастью или у окна небоскреба, бес шепчет нам: «Давай, прыгай!» Это именно то, из-за чего мы называем человека вроде Лавкрафта «своим худшим врагом». По, боровшийся с этим бесом всю свою жизнь, объяснял, как он действует: «Нам нужно как можно скорее выполнить какую-то работу. Мы знаем, что любая отсрочка окажется гибельной… Мы полны рвения, мы жаждем скорее приступить к выполнению задачи, предвкушая упоительные результаты, мысль о которых преисполняет нас восторгом. Это нужно, это необходимо сделать именно сегодня, и тем не менее мы откладываем все на завтра. А почему? Ответ один: из духа противоречия, хотя мы и не осведомлены о принципе, кроющемся за этим словом. Наступает новый день и приносит с собой еще более нетерпеливое желание поскорее выполнить возложенный на нас долг, но, усиливаясь, наше нетерпение приносит с собой, кроме того, безымянную, пугающую своей необъяснимостью жажду мешкать… Бьют часы – это отходная нашему благополучию. Но это же и петушиный крик, спугивающий призрака, столь долго порабощавшего нас. Он бежит, он исчезает. Мы свободны. Былая энергия возвращается к нам. Теперь мы готовы трудиться. Увы, уже поздно».

Лавкрафта тоже изводил бес. Его подлинную природу я оставляю психиатрам, у которых найдутся какие-нибудь правдоподобные объяснения. Но мы еще не раз заметим его смутные очертания, выглядывающие из-за плеча Лавкрафта.