Борис Акунин - Как написать Хороший текст. Главные лекции [litres]

– Простите, а вас как зовут?

– А зачем вам?

– Очень нужно.

– Ничего вам не нужно. Не скажу.

– Ну , скажите, не вредничайте.

– Неа.

– Ну , скажите, пожалуйста.

– Ну , а зачем вам?

– Ну , что вам жалко, что ли?

Этот эпизод весьма характерен. Роман Сорокина – об одиночестве человека в толпе и о его несвободе. Повторяющаяся частица ну маркирует здесь усилие человека, Вадима, пытающегося одиночество и несвободу преодолеть, и девушка Лена – это первая, неудачная попытка героя.

Еще более важен другой эпизод: Вадим, выйдя из очереди переждать дождь, попадает домой к незнакомой девушке Люде. Можно сказать, что эта сцена полностью строится на ну . Здесь перед нами контекст преодоления смущения. Два незнакомых человека стремятся к сближению, и ну помогает им преодолеть коммуникативное затруднение на каждом шаге этого сближения – и в то же время каждый шаг оформить как неохотное согласие, что, как им кажется, позволяет сохранить достоинство:

– Да пойдемте. Что ж вы на лестнице дрожать будете. […]

– Что, не успели добежать вовремя?

– Ну да. […]

– Эпигонская живопись…

– Ну , почему. […]

– Ничего интересного. Тоска зеленая.

– Ну , это, видимо, зависит от места работы… […]

– И долго вы стоите?

– Да не очень…

– Очередь громадная. Я таких давно не видела.

– Ну так их же раз в полгода выбрасывают. […]

– Ну вот… рубашка ваша готова… держите… […]

– Бабушка умерла, я в ее комнате.

– В общей квартире?

– Да.

– Ну и как?

– Вполне. Соседи приличные люди. В центре живу.

– Ну , это хорошо, когда соседи такие… […]

– Ну вот. […]

– Ну , а кто ж в такой дождь торговать будет? Все промокнет. […]

– А у меня он любимый поэт.

– Ну , а что. […]

– Ну , что вы! […]

– Вадим, а вы есть хотите? Я лично хочу.

– Ну я немножко чего-нибудь… […].

– Ну вот. […] За встречу.

– Ну что ж… за встречу…

– […]

– Ну , это, наверно, из ранних. […]

– Стоял в паскудной очереди, толкался, ждал чего-то. И вдруг пью вино с очаровательной женщиной…

– Ну , не преувеличивайте. […]

– Вы удивительно похожи на одного человека.

– На какого?

– Ну … просто это было очень давно […]

– Ну , учитывая, что я вас старше, это была не я. […]

– Ну , немного совсем?

– Ну , немного можно… хватит, хватит!

– За ваши глаза. Чудные карие глаза.

– Ну почему все время за меня?! […]

– Нет, нет, за ваши глаза.

– Господи, ну что они вам дались… […]

– Ну хорошо. […]

– Вадим, ну что такое? […]

– Ну вот видите, вы не хотите… […]

– Потому что вы мне очень нравитесь.

– Ой, Вадим. Ну что вы… […]

– Если для вас смех, то для меня нет… ну , давайте? […]

– Ты не заметил?

– Неа.

– Ну ! […]

– Да. Я так давно не видел настоящего уюта…

– Ну , ну , поплачь еще… […]

– А ты любишь танцевать?

– Любил. Сто лет уж не танцевал. Давай?

– Ну , пошли.

При чтении кажется, что Сорокин использует эту частицу необычайно интенсивно. На самом же деле частота ее не выше, чем в обычной устной речи, экстремальна же концентрация ну именно в отдельных фрагментах. Сорокин использует здесь частицу ну не просто как маркер разговорности, а как ключевое слово– так, как, скажем, Достоевский использует в «Братьях Карамазовых» слово надрыв . Кстати, в немецком переводе используются разные переводные эквиваленты ну , и эффект ключевого слова частично пропадает. По-английски же игру на частицах вообще трудно передать.

Итак, впечатление достоверности передачи устной речи, самой стихии устного языка в «Очереди» достигается вовсе не копированием. Устная речь в буквально записанном виде производит странное впечатление. Вот, например, как выглядит фрагмент из интервью Бродского, записанный дословно : Это именно э , именно э , изящной словесности, именно поэзии, ээ , выпадает роль ээ , как бы сказать , нравственного, ну как бы сказать , ээ воспитания, да? э нации. То есть получается так, что поэты, вот эти четыре, они как бы, то есть до известной степени , развивают ту же самую идею, да ? они как бы э наши четыре святых? В этом отношении замечательна книга Соломона Волкова «Диалоги с Бродским», где очень тонко создается впечатление устной речи Бродского, при том что в действительности текст, конечно, сильно отредактирован.

В последние десятилетия устная речь – один из любимых объектов лингвистических исследований. Лингвисты в своей работе постоянно обращаются и к аудиозаписям, и к буквальным расшифровкам звучащей речи, так что сейчас уже никого не надо убеждать в том, что устная речь радикально отличается от письменной. Однако еще не так давно лингвисты отмечали: «Можно сказать, что носитель письменной культуры нового времени – от только что выучившегося читать школьника до профессионального филолога – существует в обстановке своего рода легенды, мифаоб устной речи, сформировавшегося в условиях и традициях письменной культуры. Оказывается чрезвычайно трудным прорваться сквозь стилизованную культурную репродукцию данного феномена и реконструировать его «домифологические» черты. Парадоксальный факт – приходится говорить о реконструкции явления, повседневно наблюдаемого и сопровождающего нас на каждом шагу». Это выдержка из программной статьи Б. М. Гаспарова «Устная речь как семиотический объект», опубликованной в знаменитом в свое время Тартуском сборнике «Семантика номинации и семиотика устной речи» (Тарту, 1978), в который вошла также статья Ю. М. Лотмана «Устная речь в историко-культурной перспективе». В том же году в Москве вышла и книга «Русская разговорная речь. Тексты», которая шокировала многих: люди не могли поверить, что они действительно так говорят.