Мария Голованивская - Научить писать нельзя, а что можно?

Вообще, разница между человеком вдохновленным, который реализует свой замысел и человеком, который как редактор правит свой текст, а еще в большей степени вдруг начинает думать о маркетинге и пытается представить себе читателей или думает об издателе, разница между этим вдохновенным человеком, который создает и этим прагматиком, который вымарывает однотипные конструкции или пытается сочинить аннотацию — колоссальна. В каком-то смысле один из этих людей — не вы. Для такой работы, для работы вдохновенной, повторюсь, нужно знать себя и делать все, чтобы это рабочее состояние как можно дольше продолжалось.

Есть второй способ, о котором много говорят, который хорошо описан, который в каком-то смысле параллелен этому — это выстраивание, конструирование вашего замысла. Вот у вас есть какая-то идея, у вас есть какое-то содержание, которое вас теснит, вы хотите что-то сказать, вы сделали для себя какое-то внезапное открытие, вы открыли природу людей, вы увидели в подлеце благодетеля, вы увидели в спасителе, благотворителе страшное чудовище, манипулирующее людьми, и хотите об этом написать, но волшебного прикосновения нет. Вы продумали полностью свой замысел, но вам предстоит самому тянуть этот груз — не за вас будет сочиняться книга, а вам придется делать ее самому, тогда мастерство вам порука.

Если в первом случае от вас практически ничего не требуется и от вас ничего не зависит и вам, главное, не есть слишком много, не спать слишком долго, не заниматься всякой ерундой, а держать себя в состоянии прозрачности, проницаемости и восприимчивости, то в другом случае вы будете работать мастерством. Вот этому мастерству, наверное, можно научить. Здесь есть какое-то количество правил, которые человеку, которого несет вдохновение, совершенно не нужны. Например, есть известное правило, как устроено начало произведения — это такая дверка, вход в книжку, вы его распахиваете и дальше должны туда покатиться, проскользнуть, полететь туда внутрь, за этой дверкой должен быть такой вход в нору кролика, вы должны туда — бух! и упасть.

Очень часто, когда вы пишете мастерством, а не вдохновением, когда у вас есть план работы, когда вы продумали всех персонажей, когда вы четко определили жанр того, что вы делаете, общая ошибка заключается в том, что вместо этого входа в черную нору кролика, в которую вам нужно провалиться и дальше рухнуть в текст книги, обычно люди топчутся и создают маленький предбанничек.

Первый абзац таких текстов, которые написаны как бы волевым усилием, а не вдохновением лучше всего вычеркнуть. Я многим из вас рекомендую это попробовать. Вы наверняка что-то пишете и наверняка многие из вас пишут не вдохновением, а пишут именно разумным, рациональным усилием. Снесите вообще первый абзац, уберите его, начните со второго. Вы увидите как ваш текст, скорее всего, — я предполагаю, таково мое наблюдение за жизнью — от этого выиграет.

Финальная правка — всегда о том, чтобы текст, состоящий из разных эпизодов, и так далее и так далее, чтобы он в конце как пасьянс сошелся. Это вопрос пропорций, гармоний, построения сюжета… Вы должны понимать, где у вас завязка, где у вас кульминация; вы должны понимать, что в хорошем тексте, как правило, герой меняется на протяжении текста: он у вас вошел в повествование один, выйти должен совсем другим, как, собственно, и читатель.

Если читатель переживает текст как собственный опыт — это значит, что он меняется, потому что книга меняет исключительно наш опыт.

Вот этот второй способ работы, техническая, так сказать, сторона дела — ей можно научиться. Это то, что называется мастерством, это то, чему уделяли большое внимание мастера предыдущих эпох. Вот, в частности, знаменитое высказывание Ars longa, vita brevis est, с моей точки зрения, ошибочно переводящееся на русский язык как «Искусство вечно, жизнь коротка», дословно означает следующее: учиться ремеслу долго, а жизнь коротка. Эта ремесленность поддается обучению и ей можно научить — чувству пропорции, чувству гармонии.

Как научиться этому мастерству, можно ли ему научиться усилием воли? Да, и для этого нужно уметь прежде всего читать. Для этого нужно уметь заражаться текстом, для этого нужно выписывать и подчеркивать, для этого нужно завидовать смертельно, что это словосочетание пришло в голову, например, Бунину, а не вам. Перечитайте «Чистый понедельник», посмотрите сколько там описаний, сколько там описаний природы, сколько там описаний внешности героини, сколько там фактуры, плотности жизни, и начните этому завидовать, начните ненавидеть Бунина за то, что он так сумел, а вы пока что не умеете.

Учиться можно через контакт с писателями и через контакт с текстами, которые вы же воспринимаете как собственный опыт. Вернусь к «Чистому понедельнику» — перечитайте, почему же она ушла в монастырь, почему же она все-таки ушла в монастырь, ведь из текста это совершенно не понятно, но это ведь хочется узнать, и когда вы уже закрыли книжку и продолжаете про это думать — значит, что вы проживаете это как собственный опыт.

Нужно вываляться в тексте как в огромной луже, вываляться в чужом тексте, как в огромной бочке, наполненной виноградом, который вам нужно собой раздавить, заразиться, прочитать биографии писателей, узнать какими они были, что же значит измениться, что значит начать по-другому чувствовать, впитать все в себя. Кто-то мне рассказал, что карточные игроки, профессионалы, срезают себе бритвой подушечки пальцев для того, чтобы чувствовать кончиками пальцев масть карты — писатель должен постоянно обострять в себе эту чувствительность так, чтобы видеть и чувствовать значительно больше и тоньше, чем все остальные.

То, о чем я вам рассказала, все эти принципы, весь этот взгляд на мир, на природу писательства был воплощен в школе «Хороший текст», и я хочу вам кое-что о ней рассказать не для того, чтобы ее рекламировать, а для того, чтобы объяснить каким образом мы решаем эту задачу, как мы учим учеников.

У нас нет никаких учебников, никаких прописей, мы ненавидим слова креатив, творческое письмо. Мы приглашаем учить только тех, кто сам что-то сделал, кто сам что-то хоть один раз существенное написал. Это очень особенные люди — не умеют выступать, они никогда не в состоянии сделать какую-то презентацию, они не бросаются терминами, у них нет во-первых, во-вторых, в-третьих, они вообще плохо понимают про технологии, потому что люди, которые прошли через одержимость и писали какую-то существенную вещь, потом не в состоянии осознать, что с ними было.

Например, на последней школе мы мучили Сергея Гандлевского расспросами про его книгу «Трепанация черепа». Он очень плохо мог объяснить, как он так написал, но тем не менее мы заставляем наших учеников видеть писателей, общаться с ними. Это не творческая встреча, писатели в муках пытаются рассказать как и что они делали, как и что они чувствовали. Ученик школы «Хороший текст» видит за одну рабочую сессию 12—15 учителей, слушает их лекции, ходит на их семинары, показывает свои тексты, он заражается от них энергией, которая позволяет им видеть текст чужой и свой.