Владимир Колесов - История русского языка в рассказах

Бысть гром велии яко слышахом в избе сидящи — яко относится к глаголу быть и потому переводится еще с одним значением: ‘так что слышали (даже) сидящие в избе’;

Сдумаша яко изгонити князя своего — единственно возможное значение яко в этом тексте связывается с нашим чтобы : ‘чтобы изгнать своего князя’;

Не восхоте(л) противитися брату своему... яко велики вои держа в руку своею, что значит: ‘Хотя и много было (у Бориса) воинов, но он не желал противиться воле старшего брата’;

Больного посетите... яко ecu мертвени есмы — здесь можно перевести по-разному: так как, ибо или потому что — в одном и том же значении.

Если к этому добавить, что яко мог выступать и в качестве наречия, и в качестве определения, положение еще больше усложнится. Такая неразбериха, что дальше некуда. И верно, ведь если один «союз» имеет почти все значения современных различных союзов — он вовсе не союз в нашем теперешнем понимании этого термина. Он не служит «скрепой мысли», подобно нашим словам что, так что, так как, хотя, чтобы, потому что и так далее. Он так же безразличен к значению предложения, как и широко распространенные в то время «сочинительные» союзы и, а, да, но... «Сочинительные» в кавычках, потому что, если в языке нет никаких подчинительных союзов, можно ли говорить о сочинении? Ведь разделение чего-то всегда происходит на основе противопоставления, а в данном случае никакого противопоставления подчинительных союзов сочинительным и нет. Ровная гладь одинаково важных и вместе с тем совсем не важных благодаря своей многозначности союзов. Единственное их назначение — показать, что именно на них, на этих словечках, происходит стыковка двух предложений, двух отрезков мысли, связанных друг с другом единством задачи. А все наши «переводы» на современный язык основаны не на реальных значениях «союза», а на логической, внутренне осознаваемой каждым из нас связи между данными предложениями. Для внешнего выражения таких логических связей теперь мы имеем вполне определенные слова, которые и подставляем в старый текст по необходимости. Это не перевод, конечно, а осмысление древнего текста.

Значит, мы приписываемдревнему тексту то, чего в нем нет. Мы делаем его совершеннее. И тем самым приближаем к нашему времени, желая понять сказанное восемь веков назад. А в результате искажаем трепетные, неопределенные, неуловимые связи древнего мышления.

Оно было однопланным и четким, это мышление. Слова следуют друг за другом, не обгоняя друг друга, не выпячиваясь, не заслоняя других слов, как и теперь в разговорном языке. Еще Афанасий Никитин — купец и путешественник XV века — свои впечатления о мире описывал таким образом:

«Тут есть Индейская страна и люди ходят наги все а голова непокрыта а грудь гола а волосы в одну косу плетены... а детей у них много а муж(чин)ы и жен(щин)ы все черны и яз хожу куды ино за мною людей много дивятся белому человеку».

Не удивляйтесь отсутствию знаков препинания — у Афанасия Никитина по тогдашнему обычаю и слова-то не отделены на письме друг от друга, не то что мысли. Попробуйте сами в этом «потоке описания» выделить предложения и их типы, какими они должны быть (с нашей точки зрения, конечно). Помните только, что ино — это то, а а и и одинаково обозначали союз и, потому что разницы между соединительными и противительными союзами также еще не было.

Итак, вот какими были предложения в древности. Они создавались в мысли своеобразным «присоединительным усилием»: сколько силы и впечатлений хватит, столько и присоединяй! Это именно присоединение, а не сочинение, как можно было бы подумать, видя знакомые нам союзы, и тем более это не подчинение.

Сочинение предложений возникло тогда, когда сформировалось подчинение предложений, когда появились в языке сложноподчиненные предложения. Однако формирование этих последних происходило очень медленно, постепенно, этап за этапом. Многие люди участвовали в этом важном процессе: художники слова и тонкие его ценители, законодатели и мыслители. Потому что язык — это общее достояние и изменяется только трудами многих. Нам не хватит времени разобраться в сложном и запутанном процессе рождения новых синтаксических типов и связей — своеобразных штампов мысли, пригодных для разных случаев и для всех говорящих. Но один случай мы все-таки рассмотрим.

Раньше всего в русском языке развились придаточные условные предложения. Сначала это были даже и не придаточные. В разговорной речи рождается вопрос, за ним следует ответ, просто вопрос и ответ, вот как в северной грамоте:

Есть ли у тебя, Никитка, пиво?

Испьем да и простимся.

О письменной речи мы уже говорили, там все зависит от последовательности слов: то, что впереди, — условие, что за ним следует, — следствие, т. е. главное предложение.

Ударит на смерть — вира («Русская Правда»). Читай: ‘ еслиударит кого-то и убьет, то платить штраф’.

Во всех таких предложениях еще нет придаточных предложений в нашем понимании, однако логическая связь между частями высказывания уже ощущается. И теперь она уже требует словесного выражения, нужно каким-то образом выделить одно из предложений, установив его особую важность в ряду других. И выделяется главное предложение. Выделяется подручными средствами, хорошо знакомыми словами: а, и, да, ино, то, так — других-то пока нет. Что же получилось? А вот что:

У тебя, Никитка, пиво, то испьем да и простимся.

Ударит на смерть, то вира.

Все прежние средства выделения остались — и порядок слов тот же, и интонация. Но появилась и некая скрепка — словечко, выделяющее самое главное в мысли, то, что является в этом выражении новым. Сказано ударит на смерть — это констатация факта; а к ней особым порядком слов, особой интонацией, особым вставным словечком присоединяется и то новое, что вытекает из описанного факта: то вира. Последнее сочетание слов и является самым важным следствием соединения двух сочетаний, ради негоони и сплетены в одно предложение как причина и следствие. То здесь очень важное слово, благодаря ему есть за что зацепиться вниманию. Но это все еще не подчинительная связь, ее лучше назвать выделительной, потому что и подчинительного союза здесь еще нет, и многообразные значения придаточного еще не расчленились. Наши предложения, например, совмещают в себе и придаточное условия, и придаточное времени, и придаточное причины.

Условие и время вообще довольно долго не желали расставаться друг с другом. Даже много позднее, уже во времена Пушкина, они могли присоединяться к главному предложению одними и теми же союзами.