Екатерина Мишаненкова - Белла Ахмадулина. Любовь – дело тяжелое!

И вот в райкоме мы стали просить какой-то помощи, чтобы доехать в нужное место. Встретили секретаря райкома Ивана Матвеевича и его помощника Ваню… Они измученные были, а я показывала удостоверение, что я корреспондент. Я стала просить их:

– Ну как же, мне надо добраться, у меня командировка, удостоверение.

Они были измученные, у них были красные глаза от недосыпа, потому что огромные степные районы, уборка, они этим должны были заниматься, но повезли нас.

У Шеры было задание археологов найти, а у меня – хакасского знаменитого сказителя, певца.

Искали мы девять человек археологов по огромному пространству. Девять археологов один однорукий возглавлял. Это подробно описано в рассказе, который у меня назывался «Лето, полное невзгод», что ли. Но Мери Лазаревна Озерова сделала «На сибирских дорогах»…

И вот все-таки секретарь и его помощник поехали с нами… Мы всё искали этих археологов, а заехали в баню по дороге. Они в мужскую баню, а я в женскую. И там голые женщины мылись, в основном железнодорожные рабочие, и, когда я явилась, они так надо мной смеялись. Они знали, что какая-то московская, и говорили:

– Эх ты, какая белая-то. Ну, побудь с нами, мы на тебя быстро черноту наведем.

Хорошо относились, я стеснялась, но они хорошо относились и смеялись надо мной.

Потом мы сели в «Газ-69» и поехали, всё археологов искали. В результате мы их нашли, но очень долго искали. А хакасский знаменитый сказитель, певец, которого я искала, ушел на медведя охотиться. У них так можно было. В результате характер этих хакасов описан. И этот инструмент, на котором сам главный сказитель играл, а брат его назвал «чатхан». И там легенда была, это брат исполнял, про какого-то богатыря, которого звали Кюн-Тенис. У него был красный кафтан на девяти пуговках, и все это было мною описано и воспето.

А еще, когда по дороге ехали, хакасская природа такая мощная – то степи, то лес. Ехали, вдруг под машиной что-то хрустнуло, и Ваня, младший, заместитель Ивана Матвеевича, сказал:

– Эх, бедный бурундучишка.

Остановил машину, говорит:

– Нет, уцелел бурундучишка, это цветок с таким мощным стеблем попал под колесо машины.

Когда мы нашли археологов, они бросились к нам с такими расспросами: «Что в Москве?» Они долго в Сибири были, у них работа такая. И вдруг я смотрю – где Иван Матвеевич и Ваня? А их нет. Они увидели, что мы достигли цели, и уехали.

Вообще рассказ очень хороший. Он сразу был напечатан, из-за Сергея Сергеевича, конечно. Я приехала, и такие сплошные удачи. А может, относительные.

Кстати, стихотворение «О, еще с тобой случится все, и молодость твоя…» – это не прямое посвящение, но Шере Шарову. Ему очень нравилось это стихотворение.

К тому времени как Белла Ахмадулина вернулась из Сибири, многое уже переменилось. Эти годы вообще отличались тем, что все очень быстро менялось. Еще недавно и представить себе было трудно, что исключенная по такой политической причине студентка может быть вскоре восстановлена в институте, а в 1960 году с этим не возникло особых проблем. Помог Ахмадулиной с этим Смирнов, продолжавший ей покровительствовать.

«Да что это такое, почему, как талантливый человек, его начинают исключать, травить, как-то издеваться, – говорил он на собрании секретариата Союза писателей. – Надо спасать молодых, и учить, и отличать талант, который нуждается в защите, от того, кто не своим делом занимается».

Ахмадулина там тоже была, с интересом посматривала на собравшихся мэтров от литературы и старалась вести себя как можно скромнее, насколько это позволяли туфли на высоких каблуках и юбка, расшитая блестками. Она и в институте многих раздражала своим внешним видом. Надежда Макаровна к тому времени уже работала в США и присылала оттуда посылку за посылкой. «Мать прислала мне красивейшее красное пальто из Америки, пуговицы сзади, – вспоминал Ахмадулина, как бесились в институте при виде ее американских нарядов. – Они на меня нарисовали карикатуру: значит, на моем «москвиче» было написано «made in USA», из головы у меня «made in USA», и на пальто с пуговицами сзади – «made in USA». Карикатура. И там был один человек, преподаватель по театру, и, видимо, он пережил космополитизм и всё, потому что он увидел карикатуру и заплакал. «Made in USA» – из головы висело объявление».

О маминой семье у многих неверное представление. Отца, Ахата Валеевича, сразу «записывают» в министры, что уж говорить о моей бабушке Надежде Макаровне, которая работала в США, откуда присылала те самые пресловутые наряды, за которые однажды на Беллу Ахмадулину обрушилась безжалостная советская сатира. Вместе с элегантными платьями она присылала маме Marlboro. В семнадцать лет, вальяжно рассевшись с сигаретой у бабушки на кухне, я с неподдельным удивлением говорила: «Не понимаю, зачем ты присылала маме сигареты? Курить – вредно!» Сейчас, когда даже грудные младенцы знают о вреде табака, такое трудно себе представить. Но бабушкина реакция была искренней, ее наивность всегда меня удивляла. Впрочем, и мир тогда был другим.

Елизавета Кулиева, дочь Беллы Ахмадулиной.

Вскоре после окончания института Белла Ахмадулина выпустила свой первый сборник «Струна». Тогда, оценивая ее дебют, поэт Павел Антокольский написал в посвященном ей стихотворении: «Здравствуй, Чудо по имени Белла!» Тогда же к Белле Ахмадулиной пришла первая известность вместе с первыми поэтическими выступлениями в Политехническом музее, Лужниках, Московском университете (вместе с Вознесенским, Евтушенко и Рождественским), собиравшими огромную аудиторию.

В обществе, утомленном навязшим в зубах официозом от имени народа и партии, ощущалась острая необходимость в правдивом слове и личностном начале. Поэзия вдруг стала необычайно востребована. Поэты, читавшие свои стихи в Полититехническом институте собирали аншлаги. Там можно было услышать то, чего не было в телевизоре, газетах и на официальных собраниях: настоящая лирика, поэтический отклик на злободневные темы, вопросы, волновавшие «маленького человека».

Звенящий голос Беллы Ахмадулиной – круглощекой комсомолки, которая умудрялась писать поразительные по силе, свежести, чистоте души, глубине чувства стихи, – завораживал тысячи поклонников. Иосиф Бродский называл ее «несомненной наследницей лермонтовско-пастернаковской линии в русской поэзии». Он писал, что ее «стих размышляет, медитирует, отклоняется от темы; синтаксис – вязкий и гипнотический – в значительной мере продукт ее подлинного голоса». «Никто не позавидует женщине, пишущей стихи в России в этом столетии, – говорил он, – потому что есть две гигантские фигуры, являющиеся каждой, взявшей перо в руки, – Марина Цветаева и Анна Ахматова. Ахмадулина открыто признаётся почти в парализующем для неё очаровании этих двоих и присягает им на верность. В этих исповедях и обетах легко различить её претензию на конечное равенство».