Лев Успенский - Почему не иначе

В старославянском языке «запа» значило «ожидание», «надежда». Оно было близко по происхождению к немецкому «hoffen» — «надеяться», к английскому «hope» — «надежда». Видите? А ведь мыс Гуд Хоуп и есть мыс Доброй Надежды… Связь есть, только особая, этимологическая.

Внимание. Сравните два слова: «внимать» и «вынимать». Оба тесно связаны с древним «имати», означавшим «брать», разница только в приставках. «Вы-н-имати» значило «вы-бирать»; «въ-н-имати» — что-то вроде «вбирать», по вбирать посредством слуха, вбирать ушами. От того же корня образованы и близкие к этому слова: «понимать», «взимать», «имущество».

Вожатый. Что за часть речи? Существительное? Но почему же тогда его окончание совпадает с типичным окончанием прилагательных вроде «бород-а-тый», «волос-а-тый», «лохм-а-тый»? Да и склоняется точь-в-точь как они.

Перед вами еще одна причуда языка, похожая на ошибку. Старое существительное «вожатай» стояло некогда в ряду похожих на него слов: «глашатай», «оратай» (пахарь) и т. п. Но под влиянием созвучных с ним прилагательных на «-атый» оно переменило свою форму, да так основательно, что теперь уже нельзя и думать вернуться к прошлому. Попробуйте-ка напишите где-нибудь: «Я встретил глубокоуважаемого вагоноуважатая». Напишите — и получите: «Ошибка!».

Возразить. «Он так ему возразил, что насквозь пробил шлем и поранил голову…» «Вот так возражение!» — возмутились бы вы, послышься вам такое. А ведь буквально «возразить» значит «ответить разом на раз», т. е. «ударом на удар». Чтобы убедиться в этом, найдите в этом словаре слово «раз», а кроме того, подумайте сами над глаголами: «с-разить», «от-разить», «разить направо и налево». Перед вами слово, которое обозначало некогда вполне вещественное понятие и только потом приобрело отвлеченное, переносное значение.

Вокзал. Лет триста назад в Лондоне некая предприимчивая дама, по имени Джейн Во (Vaux), превратила свою усадьбу в место общественных гуляний и, построив там павильон, назвала его «Вокс-холл», т. е. «Зал госпожи Во». Скоро так стали называться и другие увеселительные заведения с садами; слово стало именем нарицательным. В конце XIX века «воксхолл», или «воксал», стало значить уже «концертный зал на железнодорожной станции». Славился, например, Павловский вокзал, в Павловске под Петербургом. Наконец, превратившись в «вокзал», слово это у нас в русском языке стало просто названием станционного здания для пассажиров на любом виде транспорта: «автовокзал», «аэровокзал»…

Волейбол. Слово новое, создано недавно, заимствовано из английского языка, как и предыдущее, меньше полувека назад и ничего загадочного в себе не содержит. «Воллей» (англ.) — «отбивание мяча на лету»; «болл» — «мяч». Все совершенно ясно.

Волк. Имя серого разбойника старо, как самый страх человека перед ним. Я уже говорил, что его названия во многих индоевропейских языках родственны между собой: русское «волк», литовское «вилкас», индийское «vrkas», даже французское «лу». А вот древнейшее его значение пока что еще кажется спорным. Одни думают, что оно значило «терзающий»; по мнению других, оно связано с тем же корнем, что наш глагол «волочить». Тогда «волк» — это «уволакивающий», «похищающий».

Вонь. Слово на русский слух пренеприятное. Но вот поляк, произнося: «яка дэликатна вонь!», потребует, чтобы вы перевели это как: «Какое нежное благоухание!» В старославянских церковных книгах можно прочесть: «И наполнялся весь дом вонью благовонной». Очевидно, в общеславянском языке слово «вонь» означало просто «запах», плохой и хороший одинаково: «зло-воние» и «благо-воние». А затем в разных славянских языках за ним осталось лишь одно из двух возможных значений: у нас — «зловоние», у поляков — «благовоние».

Так часто случается при выделении двух или нескольких языков из одного языка-прародителя.

Ворвань. В детстве меня мучила непонятность этого слова: почему китовый жир называется так странно, ни на что не похоже? Я от души обрадовался, когда узнал его этимологию. Оказалось, что это — северорусская, поморская переработка хорошо мне известного из зоологии названия любопытного морского зверя — единорога, или нарвала; новостью для меня было я то, что это имя — «нарвал», — относящееся к одному из видов китообразных, восходит к древнескандинавскому «narvalr», означавшему вообще «кит». Что же удивляться, если из этого слова и образовалось наше «ворвань».

Воспретить. Вы, конечно, слышали выражение: «Мне это претит, т. е. мне отвратительно, противно. В старославянском языке «претити» значило «сдерживать», «останавливать». Вполне понятно, что от него могли быть образованы глаголы с разными приставками: «вос-претить», «за-претить». Все они имели сходное значение — «наложить запрет».

Восторг. Смысл приставки «воз-» («вос-») объяснять не приходится: она указывает на подъем, на движение ввысь, порыв кверху. А вот старославянское «търгати» значило некогда «рвать»: говорим же мы «расторгать» в смысле «разрывать», «исторгать» — в значении, близком к «вырывать». Можно догадаться, что «вос-торг» — это что-то похожее на «вз-рыв»: только тут в виду имеется этакий «душевный взрыв», «устремление души ввысь». И ведь верно: «восторженный» человек все время как бы «взрывается» радостью, восхищением, преклонением и т. д.

Впечатление. Иногда один язык не просто заимствует из другого какое-нибудь слово, а переводит чужое слово, точно, по частям, повторяя его строение. Такие переводы называются кальками (см. стр. 44). Так, по образцу французского «impression» (где «im» — «в», «pression» — «печатанье») писатель И. Карамзин на рубеже XVIII и XIX веков создал новое русское слово «впечатление» (т. е. как бы «выдавливание в душе при помощи печати»).

Недаром у Пушкина говорится про «рыцаря бедного»:

Здесь еще очень сильно чувствуется образная сторона этого нового в те дни слова: впечатление врезается в сердце, как какое-нибудь тавро, как печать в сургуч… Хорошо придуманное слово!

Врать. Слово это не всегда значило «лгать»; еще в XVIII — начале XIX века оно употреблялось и в смысле «попусту болтать», «бормотать неразбериху». «Полно врать пустяки», — говорит капитанша в «Капитанской дочке» Пушкина надоедливому старичку, который ничего не лжет уже по одному тому, что ничего не утверждает, а только расспрашивает Гринева (ср. сказанное в предисловии). Корень этого слова — общий индоевропейский; оно родственно латинскому «вербум» — «глагол», «слово».

Врач. Мы уже узнали все самое важное об этом слове в предисловии. Если вы уже забыли, что о нем там говорилось, не так трудно вернуться туда.