Всеволод Багно - «Дар особенный»: Художественный перевод в истории русской культуры

Стойкая верность Ю.Д. Левина высокой науке – точный камертон состояния самой науки, показатель ее благополучия или неблагополучия. Это демонстрирует взлет продуктивности и публикаций ученого в первые годы перестройки и соответственное падение числа публикаций в начале 1990-х годов.

В своих страстных, несмотря на подчеркнутую суховатость манеры изложения, работах Ю.Д. Левин доказывает единство мирового литературного процесса, развеивая при этом миф о разобщенности. Да и своим человеческим типом – человека открытого и приветливого – он доказывает единство, а не разобщенность людей. В его биографии есть примечательный эпизод. В торжественной процессии перед церемонией присуждения ему степени доктора honoris causa в Оксфордском университете он шел рядом с другим новым доктором, президентом ФРГ Рихардом фон Вайцзеккером. Разговорившись, они вдруг, к своему изумлению, выяснили, что во время войны сражались на одном и том же участке Ленинградского фронта. В юности навязанные друг другу в качестве смертельных врагов, они развеяли ныне миф о разобщенности.

По-видимому, не только о любом компаративисте и переводчике, но и вообще о любом ученом, писателе или художнике можно сказать: перечисли мне темы, которые ты выбираешь, и я скажу, кто ты есть. Без труда определимы главные ориентиры, те точки притяжения – имена, произведения, проблемы, – которые заставляли Ю.Д. Левина снова и снова к ним возвращаться и посвящать тем или иным аспектам неисчерпаемой проблематики все новые работы. Это Шекспир, Пушкин, Тургенев, Лермонтов, Россия и Англия, XVIII век, русский гамлетизм, Оссиан. В сфере творческих интересов Ю.Д. Левина очень рано наметились и две основополагающие темы, в которых он заслуженно является авторитетом: теория и история русского художественного перевода и восприятие творчества Шекспира в России (знаменательно, что основное внимание уделяется именно переводчикам).

Ю.Д. Левина неизменно волновали вопросы художественного перевода – проблематика, которой он касался даже тогда, когда, казалось бы, тема этого и не требовала. Его открытия в этой области имели настолько важное значение для отечественной теории художественного перевода, что воспринимаются уже давно как аксиомы, заложенные как бы в самом объекте, а не имеющие конкретного автора – самого Ю.Д. Левина или такого его единомышленника и старшего коллеги, как А.В. Федоров. И эта ложная «фольклорность» – лучшая награда ученому. К таким идеям, высказанным впервые Ю.Д. Левиным, принадлежит, например, теория переводной множественности, обоснованию которой посвящено несколько его работ и которая лежит в основе многих его исследований. Что же касается монографии «Русские переводчики XIX века» и капитального труда, созданного под руководством Левина, – «История русской переводной художественной литературы», – то они являются первым опытом описания и осмысления огромного пласта словесности, обычно игнорируемого не только русистами, но и авторами любых историй национальных литератур. Ю.Д. Левин убедительно доказывает, что без учета творческих достижений переводчиков, их вклада в национальную культуру любые историко-литературные построения оказываются не только односторонними, но и неверными.

Когда из культуры в культуру переносится вера, переносятся обычаи, переносятся идеи и чувства, перевод-перенос может изменить ход истории, изменить представление о народе и стране. В Средние века переводы древнегреческих авторов – философов, писателей, врачей – через посредство арабских переводов на западноевропейские языки позволили Европе не только преодолеть отставание от арабской цивилизации, но и превзойти ее. Когда Древняя Русь выбрала веру, этот выбор необратимо изменил лицо страны и сопровождался «переносом» из Византии письменности, многочисленных письменных памятников, и не только богослужебных. Грандиозный переводческий проект, приобщив Россию к благам европейской цивилизации, осуществил Петр Великий. Спустя два столетия опыт России повторила Япония, которая, «перенеся» на свою почву все достижения западной цивилизации, в том числе посредством переводов, стала одной из ведущих стран мира.

Отношение к России вскоре после появления в последние десятилетия XIX столетия первых переводов романов Толстого на европейские языки в корне изменилось. К восхищению страной, которая в одночасье из полуварварской деспотии превратилась в европейскую державу, сменившемуся затем ужасом перед полуазиатским, агрессивным народом, представляющим опасность для цивилизованных соседей, добавились новые обертоны, если не меняющие, то, несомненно, чрезвычайно обогащающие картину. Теперь Россию стали воспринимать и как одну из немногих современных стран мира, не только берущую у других народов, но и одаривающую , предлагающую новые духовные, идейные, эстетические ориентиры. С другой стороны, на смену сугубо публицистическому отношению к России пришло многомерное, в котором как «художественная», так и «духовная» составляющая стали играть отныне огромную роль. Но главное – произошла смена вех в отношении к России: народ, у которого есть такая литература, – великий народ.

Главная заслуга Ю.Д. Левина перед отечественной гуманитарной наукой заключалась в том, что он, посвятив свою жизнь изучению художественного перевода и международных связей русской литературы, убедительно доказал, что в русской культуре XVIII–XX веков (а не только в петровскую эпоху) огромную роль сыграл художественный перевод.

Ю.Д. Левин был убежден, что переводная литература всегда, а не только в период роста и становления играет в культурной жизни любого народа центральную роль, не уступая в значении литературе оригинальной.

В своих работах Ю.Д. Левин показал, что не только творчество Шекспира, но и вся мировая литература, перенесенная на русскую почву Тредиаковским, Сумароковым, Жуковским, Батюшковым, Пушкиным, Тютчевым, Фетом, Бальмонтом, Сологубом, Вяч. Ивановым, Волошиным, Мандельштамом, Кузминым, Пастернаком, вошла в плоть и кровь русского общества [625].

Разработанная Ю.Д. Левиным теория переводной множественности – выдающийся, недостаточно оцененный вклад ученого в теорию литературы и в изучение закономерностей межкультурных связей. Инобытие художественной литературы в чуждых странах и на всевозможных наречиях, «фламанские ковры с изнанки», по определению Сервантеса, представляет огромный интерес еще и потому, что делает зримым важнейшую особенность «бытия» любого художественного произведения – тот факт, что реально каждое из них существует лишь в процессе сотворчества читателя с автором. Художественный перевод, как рентгеновский снимок, фиксирует эту единственно возможную форму нашего погружения в текст – интерпретацию. А поскольку на инонациональной почве то или иное переводное произведение иностранного автора сосуществует с другими, многие из которых взаимодополняемы [626], то все эти интерпретации живут независимой и вместе с тем обогащающей не только друг друга, но и сам оригинал жизнью. «Это преобразование инонационального писателя в переводе, – писал Ю.Д. Левин, – имеет двоякий смысл. С одной стороны, оно вводит этого писателя в новую литературу, тем самым обогащая его. Но, с другой стороны, “обогащается” и сам переводимый писатель. Инонациональные интерпретации нередко помогают глубже понять и оценить его творчество, открыть в этом творчестве такие черты и особенности, которые остались бы скрытыми, если рассматривать одно лишь внутринациональное его усвоение» [627].