Array Коллектив авторов - Soft power, мягкая сила, мягкая власть. Междисциплинарный анализ

о позитиве как жизненной ценности говорят и высказывания медийных персон: «я учусь быть всегда в хорошем настроении, хотя это очень трудно. Только недавно поняла, что такое реальный позитив, и стараюсь не пускать в мир дома никакую черноту . Учусь находиться в оазисе спокойствия» (НКРЯ: Лада Дэнс. Я живу в ожидании любви // Мир & Дом. City. 2004), и рядовых членов интернет-сообществ: «я тоже стараюсь «воспитывать» в себе позитив ☺. Хотя мне очень страшно» (форум «Беременность: Планирование беременности»); «Лучше жить и радоваться тому что имеем, позитив притянет позитив ☺ » (форум «Наши дети: дошколята и младшие школьники»). При этом позитивность ассоциируется с мягкостью, даже если соответствующие лексемы употребляются «вразброску», ср. записи в блогах: «Друзья, зима – это время самого мягкого позитива!» и «Мягкая медитативная музыка поднимает настроение и заряжает позитивной энергией».

Особо следует отметить отношение общества к позитиву в СМИ. Аудитория СМИ видит в них сплошной негатив: «Посмотрите, во что сейчас превратились ежедневные новости – сплошные «катастрофы недели». Никакого позитива!» (НКРЯ: М. Соколова, Ю. Грымов. Мы работаем для поколения «о’кей» // Известия, 2002); «на телевидении нет установок на позитив, только на негатив» (НКРЯ: Новости // Витрина читающей России, 2002); весьма симптоматична запись в блоге, автор которого совмещала очищающие процедуры с отказом от СМИ: «Вообще СМИ – это гадость и способ влияния на мозги… Увеличились контактность, адекватность, мягкий позитив. Продержалась месяца три, эффект постепенно снизился» (форум «Лечебное голодание»). Медиологи также критикуют «узкий мир позитива на телевидении», обращаясь к аудитории: «Подумайте, много ли теплых и добрых лиц на телеэкране?» (НКРЯ: Известия, 2002), и оценивая терапевтический эффект «позитивности»: «Говорят, что СТС – «самый быстрорастущий национальный канал», далекий от политики, экономики и всяких заумностей, отравляющих приятное течение жизни. <���…> В общем, сплошной позитив и приятная телевизионная поверхностность, полезная для нервов и здоровья в целом» (НКРЯ: Весть (Калуга), 2002).

Между тем претензии к СМИ необоснованны: исследования соотношения негативных и позитивных сообщений показывают, что в интернет-изданиях и региональных печатных СМИ «позитива» в 6 раз больше, чем «негатива», теле– и радиоканалы соблюдают относительный баланс, отдавая предпочтение нейтральной информации, «нейтралитета» придерживаются и федеральные информационные агентства [160]. Сами журналисты также отличаются взвешенностью позиции, как, например, ведущая программы «Время» на Первом канале Е. Андреева, которая предпочитает «положительные» новости и «человеческие» сюжеты: «Если говорить только о плохом, вырабатывается негативное восприятие мира, и многим людям кажется, <���…> что все плохо, надо взять веревку и повеситься. Я считаю, что это неправильно, потому что на самом деле хорошего тоже происходит много. <���…> Мне кажется, <���…> в новостях надо все-таки выдерживать баланс, <���…> всегда надо давать и позитив, чтобы у людей была надежда, что жизнь не так страшна, как это показывает ТВ» (эфир «Эхо Москвы» от 05.08.2002). Заметим, что журналисты склонны оценивать негатив как искажение, а позитив как приближение к объективной картине мира.

Государство же и руководители государственных СМИ используют потребность общества в «позитивных новостях» для манипуляции аудиторией, настроенной на «нагнетание негатива» и прямо связывающей это со стратегией политического влияния (« Политикам просто выгодны наши паника и страх . Людьми в страхе легче управлять. Это давно известно», – такого рода высказывания встречаются на интернет-форумах). Примером реализации такой манипулятивной тактики могут быть «Другие новости» – «неполитическая» информационная программа, в которой рассказывается о «самом важном, полезном и интересном» [161]. Средством воздействия на аудиторию оказывается прежде всего верстка новостей.

Как замечает К. Д. Кирия, в гипертексте новостного выпуска речевоздействующий эффект проявляется на всех уровнях – от структурного до лексического: «Иногда соседство, на первый взгляд, совершенно разных сообщений (без текстуального перехода от одного к другому) способно порождать новые смыслы, обнажать подтекст, который закладывается авторами выпуска в его верстку, и, следовательно, оказывать влияние на телезрителя» [3: 18]. При этом структурирование реальности начинается с ранжирования сообщений о событиях в шпигеле программы: чем ближе новость к началу, тем более значимым представляется ее содержание аудитории.

В шпигеле выпуска от 11.03.2013 г. первым стоит сообщение о «скандальном инциденте» в одной из воинских частей, отвечающее зрительской установке, сформулированной в одном из блогов: «Необходима правда, а не негатив . Это не одно и то же». Само событие представлено в ироническом ключе [162], превращающем трагедию в трагикомедию: « Как выяснило следствие, командование Мулинского гарнизона несколько дней скрывало от проверки заболевших солдат. 38 человек с симптомами ОРЗ, температурой и даже с бронхитом во время инспекции вывозили на полигон, где они были вынуждены находиться в холодном помещении. Когда проверяющие уезжали, солдат привозили обратно. И так три дня. В результате комиссия констатировала невысокий процент заболеваемости в гарнизоне » (в скобках заметим, что кореферентные номинации солдаты и люди , употребленные в тексте новости в форме родительного падежа множественного числа, выявляют пропозицию Солдат (S) – человек (p)).

Однако в структуре самого выпуска это сообщение уступает первенство другому, поданному с подводкой « Но начнем мы с печальной новости »: « В Москве на 89-м году жизни скончался известный писатель-фронтовик Борис Васильев ». Тем самым более значимой оказывается новость, апеллирующая к культурным и нравственным ценностям общества (к ним относятся: литература, сообщающая правду о войне, представление о писателе как «мессии», пиетет к ветеранам Великой отечественной, уважение к смерти), а пафос следующей, связанной с первой по ассоциации (фронтовик – солдаты, гарнизон, полигон), снижается.

Второе место в шпигеле занимает новость, напоминающая о другой ценности – любви к детям: « В Казани безответственность матери едва не привела к гибели ребенка »; блок, в котором появляется само сообщение (о том, как мать оставила санки с малышом на парковке буквально под колесами автомобиля, отправилась за покупками, а по возвращении едва успела «выдернуть» ребенка из-под машины, давшей задний ход ), замыкает новость о громком судебном процессе в США, героями которого также стали дети и их родители ( последние лишились родительских прав из-за невинных семейных снимков, на которых их дочери обнимались после купания , – сотрудники фотостудии торгового центра сочли их порнографическими и обратились в органы опеки). Эти два события объединяет не только баланс «негатива» и «позитива» (в первом случае дитя избежало гибели, во втором суд оправдал родителей), но и представление о юридических ловушках, подстерегающих «без вины виноватых» (нерадивая героиня первой новости обвиняет в инциденте водителя, который, кстати, и должен был бы ответить по закону в случае несчастья), а этот концепт также значим для русской культуры и литературы. Наконец, оба события так или иначе связаны с торговыми центрами, что позволяет «подверстать» к ним еще одну новость: о том, что на Первом канале стартует новый сериал «Торговый центр», и в этой «Мекке потребителей» будут разыгрываться свои драмы (заметим, что эта новость ориентирована на потребительские ценности большинства телезрителей).