Александр Лавров - Символисты и другие. Статьи. Разыскания. Публикации

Поэт, историк литературы и переводчик Юрий Никандрович Верховский (1878–1956) в ряду поэтов «неоклассической», «неопушкинианской» ориентации принадлежал к числу самых заметных фигур. «“Старинное” (Поэзия Ю. Верховского)» – заглавие этой статьи Иванова-Разумника предельно точно: именно «старинное» заключало в себе для Верховского весь спектр поэтических вдохновений. «Это не “стилизация”, – подчеркивал Иванов-Разумник, осмысляя феномен поэтического творчества Верховского, – не условное принятие внешних форм художников слова старых времен: это – проникновение в душу их творчества, соединение из них в одно целое того, что свойственно душе поэта ‹…› в “старинном” он часто находит самого себя, душу своей поэзии, сущность ее ‹…›». [1042]Один из рецензентов первой книги Верховского «Разные стихотворения» в заметке под характерным заглавием «Поэт старого склада» отметил, что в стихах автора ощущается «белое веянье крыл пушкинской музы со всей окружавшей ее плеядой. Невольно вспоминается и Дельвиг, и Языков, и величаво-задумчивый Баратынский. Юрий Верховский и не скрывает, а подчеркивает эту связь». [1043]В отзыве о второй книге Верховского «Идиллии и элегии» другой рецензент, Вас. Гиппиус, относит ее автора к «поэтам-реставраторам и подражателям»: «Лучшие стихи Юрия Верховского напоминают то Батюшкова», то Жуковского, то Щербину, то Мея, то Ап. Майкова». [1044]В «реставраторской» природе творчества Верховского видели одновременно и достоинства, и ограниченность индивидуального дарования. «Свою душу поэт не сумел или не пожелал выразить. Он ученик, а не творец, но, быть может, именно в этом своеобразная прелесть его книги» (Н. Гумилев); [1045]«Наследуя язык “золотого века” нашей поэзии, г. Верховский не удержался от заимствования ее тем и образов. Поэтическая его личность слишком неоригинальна, почти каждое стихотворение приводит на память какое-нибудь, давно уже написанное» (В. Ходасевич). [1046]В этой «неоригинальности», пожалуй, и заключалась подлинная оригинальность поэзии Верховского, заговорившей как бы «оттаявшими звуками» стихов невозвратного прошлого, воскресшими естественно и непринужденно. Органическую причастность Верховского той эпохе, в которую ему не довелось жить, осознавали многие знавшие его люди. «Верховский, мягчайший святой идеалист, своего рода Алеша Карамазов», – отмечала Т. Г. Цявловская, добавляя о нем как о поэте: «По стихам его впечатление, что он как-то случайно откололся от плеяды Пушкина, ему бы с Дельвигом дружить». [1047]

Профессиональный филолог, ученик Александра Н. Веселовского, [1048]окончивший в 1902 г. романо-германское отделение историко-филологического факультета Петербургского университета, Верховский был не просто поклонником поэзии пушкинской эпохи, но и ее редким знатоком и углубленным исследователем. Он одним из первых взялся за изучение биографии и творчества Баратынского, подготовил и издал сборник «Е. А. Боратынский. Материалы к его биографии. Из Татевского архива Рачинских» (Пг., 1916); он же выпустил в свет книгу «Барон Дельвиг. Материалы биографические и литературные» (Пб., 1922). Он составил объемистый сборник «Поэты пушкинской поры», в который включил стихотворения 54 поэтов, а также двух неизвестных авторов; антология содержала произведения не только именитых мастеров (Баратынский, Дельвиг, Языков, Д. Давыдов и др.), но и таких малоизвестных стихотворцев, как А. А. Башилов, А. И. Готовцова, А. А. Крылов или Вал. Шемиот. В большой вступительной статье «Поэты пушкинской поры», открывавшей антологию, Верховский отмечал, что «эпоха расцвета нашей классической поэзии может быть названа также эпохою дружбы поэтов», что «жажда товарищеского единения», вызвавшая к жизни многие дружеские кружки, салоны, официальные общества, в конечном счете обусловила и обеспечила высокий общий уровень поэтической культуры. [1049]В своих собственных житейских контактах Верховский также ценил и пестовал этот дар поэтической дружбы. Ровные, теплые, доброжелательные отношения связывали его со многими литераторами-современниками, но тональность высокой и прочной «дружбы поэтов» приобрели в первую очередь отношения с Вячеславом Ивановым.

Завязались они вскоре после того, как Иванов и Зиновьева-Аннибал обосновались в 1905 г. в Петербурге и, инициировав собрания по средам, превратили свою квартиру в неформальный центр столичной творческой и интеллектуальной элиты. «Часто на “средах” можно было видеть Юрия Никандровича Верховского, небольшого, скромного поэта, влюбленного в пушкинскую эпоху ‹…›, – вспоминает М. Л. Гофман. – При этом он обладал большим, привлекавшим к нему добродушием». [1050]Впрочем, среди посетителей ивановской «башни» Верховский не слишком выделялся и блистал; контакты его с хозяином дома носили скорее приватно-доверительный характер. Мы не можем отметить ни одного случая конфликтного омрачения этих отношений. Иванов ценил поэтический дар Верховского и споспешествовал изданию его книг. В ивановском издательстве «Оры» были опубликованы «Идиллии и элегии» Верховского, при содействии Иванова в московском издательстве «Скорпион» – «Разные стихотворения» («Едет в Москву Юрий Верховский – показать тебе свой составленный сборник, – писал Иванов Брюсову 9 января 1907 г. – При составлении его он пользовался моими советами. ‹…› Ясно вижу в этой будущей книге индивидуальность поэта, ибо он, конечно, поэт и имеет индивидуальность. ‹…› Притом, несомненно, истинный лирик. Много поисков, много и обретений; значительное разнообразие, – но настоящее мастерство еще далеко не везде, и почти везде какая-то вялость и (подчас приятная!) бледность, зато истинная, хоть и несколько флегматическая лирика» [1051]).

Дружба Иванова и Верховского нашла свое отражение в их поэтических книгах. В «Разных стихотворениях» Верховского Иванову посвящены цикл из трех стихотворений «Гимны», а также большой раздел «Сонеты» («Вячеславу Иванову – мастеру сонета»), [1052]в «Идиллиях и элегиях» – стихотворение «Дафнис». [1053]Иванов посвятил Верховскому сонеты «Новодевичий монастырь» («Мечты ли власть иль тайный строй сердечный…», 1915) и «Молчал я, брат мой, долго; и теперь…» (1914), опубликованный в «Аполлоне» (1914. № 10) под заглавием «Другу поэту», а также стихотворение «Помнишь ли, как небо было звездно?..» (1915). [1054]Поэты обменивались сонетами-акростихами: на сонет Верховского «В часы истомы творческого духа…» Иванов откликнулся сонетом «Consolatio ad sodalem» («Юродствовать пред суемудрым светом…»), вошедшим в раздел «Пристрастия» его книги «Cor ardens», [1055] – а также сонетами с утаенными рифмами: в августе 1909 г. Верховский прислал Иванову сонет без обозначения рифмующихся слов («Сроднился дух мой с дружественной <���Башней>…»), на который тот откликнулся ответным сонетом «Sonetto di risposta» («Осенены сторожевою Башней…»), также вошедшим в «Cor ardens» [1056]. Но наиболее непосредственное воплощение эта поэтическая дружба обрела именно в жанре стихотворных посланий – чрезвычайно любимом Верховским, который признавался в своем пристрастии к эпистолярным знакам внимания: