Александр Лавров - Символисты и другие. Статьи. Разыскания. Публикации

А я сегодня понял, почему мне так интересно, дорого и близко заманчиво испанское!: это единственный, какой мы пока имеем, синтез Запада и Востока. Запада вполне сознательного, горячего и ясного и Востока вполне сильного, но достаточно культурного, какими были мавры. Этот синтез, м<���ожет> б<���ыть>, в пустяках (?) – в песне, в чертах быта, но принципиальное значение его от этого не меньше. Поэтому я думаю, я прав, если утверждаю, что «испанское» не пустяк для России, именно для России, для нее это проблема будущего, но в более серьезной, грандиозной, значительной и трудной постановке. «Русский обыватель и испанцы», – вовсе не пустая и не комическая тема. И ведь есть в России бык! – Это у нас знают люди всех слоев и классов и обнаруживают, хотя часто и в ветхозаветных еще формах. Но откуда этот бык в России – с Востока или с Запада? И в Испании синтез – вечное преодоление быка, способность противостоять ему, выдержать его с полной энергией, быстротой, пляской и цветом жизни. Тогда все цветет – есть и жизнь, есть и бык. В Испании бой быков – это след, символ и воспоминание битвы с маврами, которая началась, вероятно, еще и раньше прихода мавров в предчувствовавшей душе Испании. Роланд, Роланд, имя твое не умерло! дело твое живо! [1211]Но я не знаю, верно ли, что мавры – бык – оч<���ень> возможно – тем более, что они пришли через Египет. Но в России откуда бык? Ведь для Европы – Россия бык (боязнь анархистов), а для России – Азия, Восток. Россия сама для себя и Восток и Запад. Она то тореадор, то возлюбленная тореадора. Кармен?! Кармен! Недаром Ницше, сверкая взорами в будущее, под конец признал, полюбил оперу «Кармен»! [1212]Он был охранитель культуры! Но какого слова Испания не сказала, отчего она все-таки обессилела? Потому, что в отношениях с маврами не сумела найти пути положительного и созидательного, а видела лишь путь вражды и отрицания и страха?! Но отсутствие страха не есть конечно наше «шапками закидаем» и наша небрежность и неподготовленность. Что касается борьбы, однако, если бы она оказалась необходима, то я тут верю в силу, потому что Россию надо еще раскачать, а когда она раскачается и поймет, что дело действительное и серьезное, она со всей силой вступится за свою молодую жизнь. Ну, а потом, ну, а если сил не хватит. Все равно, не Россия, так кто-то еще на Западе не может быть до конца раздавлен, и он должен быть, иначе Восток оборвется опять в бездну, как с ним было и раньше. Или Испания пожертвовала собой ради Европы?

Еще один развернутый отчет о московских событиях содержит письмо Сизова к Белому от 10–11 февраля 1911 г. Начав его с сообщения о возможности ареста книги Вл. Соловьева, выпускаемой в издательстве «Путь», и о необходимости сделать в ней ряд купюр, [1213]Сизов продолжил свою «мусагетскую» хронику. В центре внимания на этот раз – состоявшееся 10 февраля заседание Московского Религиозно-философского общества, посвященное деятилетней годовщине кончины Вл. Соловьева:

Вчера в среду в Мусагете был Вяч. Иванов. Блок заболел и совсем не приедет, Вяч<���еслав> был оч<���ень> мил. Вошел такой птицей – знаешь? – в залу и затем пошел передаваться с рук на руки. Были Брюсов, Бердяев, Булгаков, Эрн. Началось с Сережиного реферата о Дельвиге. [1214]Ему в частном разговоре Иванов долго возражал на утверждение, что стыдливость принесена христианством и <���не> была у греков. Сережа горячился по поводу еще каких-то пререканий и скоро ушел, кажется, неск<���олько> обиженный. Потом читал стихи Иванов, какая-то дама, Лева и Брюсов (оба по одному стихотворению). Брюсову очень понравилось, как изданы Stigmata, очень хвалил обложку. [1215] – Об университетских событиях тебе писал Алеша и послал список ушедших профессоров. [1216]Лев радуется, что «разогнано гнездо позитивизма», а Россия, говорит, не погибнет: у нее был Толстой. Вчера Вячеслав Ив. ему выражает удовольствие по поводу его перевода гимна «Stabat Mater», [1217]а Лев ему: «а мне, В. И., ваши стихи не понравились» – и с лицом, получившим выражение ихневмона (знаешь: борьба ихневмона с коброй?) – «не чувствуется, что это пережито», В. И. защищался, объяснял. Мы с Нилендером [1218]старались внести ноту примирения и впились во Льва, но он дальше не пошел. Однако Иванов между проч<���им> ему сказал: «Вы занимаетесь исследованием моей личности, а не стихотворения». В общем, было много народа и масса каких-то перекрещивающихся токов, атмосфера была довольно сумбурная. Неприятно как-то, что Сережа так ушел, хотя возможно, что он поехал провожать С. Гиацинтову. [1219] – Вчера Соловьев<���ский> вечер прошел без заметного подъема. Народа было много. Блок заболел и не приехал, его реферат «Рыцарь-монах» читал я. [1220]Были два молодых католических патера. Они заинтересовались взглядом Бердяева на различие церквей Зап<���адной> и Вост<���очной> и невозможность их соединения. Различие это он приводил к образам Иоанна и Петра в «Трех разговорах». [1221]Они сказали, что различие действительно таково. Сегодня один из них просил прийти к Бердяеву еще поговорить. [1222]

11 ф<���евраля>. Вчера я был у В. И., поговорили с ним дружески, он самостоятелен и чувствует к. б. нашедшим путь. К нему пришел Эрн, кот<���орого> только что оправдали: ему грозил год крепости за издание одной брошюры, [1223]а жену надо везти на юг. Потом поднялись к Бердяеву, там был маленький раут, был Булгаков, Эм<���илий> К<���арлович>, Марг<���арита> Кир<���илловна>, Бородаевский, Герцыки. [1224]А. Герцык, Бородаевский и В. И. читали стихи. Было мило. Много было, но миролюбивых, споров. Был и Ал<���ексей> Серг<���еевич>. Вяч<���еслав> уезжает. Лев сел в бест. В халате и ермолке сидит в «Дону», [1225]произносит филиппики и обещает уйти из Мусагета, если он (Мусагет) будет более «деловитым», чем принципиальным. Вчера он был у Эм<���илия> К<���арловича>, и Э. К. ему сказал, что не может сделать ему никаких уступок. И при всем том Лев по обыкновению трогателен. Мучает Нилендера – как дойдет дело до серьезного разговора, требует отречения и перехода в христианство, мучает его и вообще состоянием своим. Но «истории» его приняли оборот розовый: восстановленный мир оказался прочным, даже муж Т. сказал, что свидание со Львом «помогает ему держать экзамены». [1226]Лев чувствует себя восходящим в силе и правде. Иные относятся к нему как авторитету. Поэтому в уставе нового кружка, вырабатываемом Львом, [1227]имеется, как рассказывает Нилендер, такой пункт: не считать его пророком. Трагизм положения Льва заключается в том, что он признает теперь, что может в Мусагете проявляться в рамках его редакторских функций, но понимает, что по вопросу, напр<���имер>, об участии В. И. его голос против двух недействителен. А его питомцы ему видимо сочувствуют, и Лев проектирует удаление на священную гору. ‹…›