Александр Лавров - Символисты и другие. Статьи. Разыскания. Публикации

«Башенный» быт, взаимоотношения завсегдатаев ивановской квартиры, темы, бывшие предметом дискуссий на многолюдных собраниях по средам, обследованы достаточно детально в ряде статей и публикаций, [951]поэтому в данном случае нет необходимости в их новой развернутой характеристике. Необходимо, однако, отметить, что «башенные» встречи и собеседования, получив известность в широких общественных кругах, далеко не всегда встречали сочувственную и доброжелательную реакцию. При этом слухи и кривотолки, раздуваемые и поощряемые в основном благодаря незнанию действительного положения дел, рождались преимущественно под воздействием игровой экспериментальной эротической атмосферы, окутывавшей ивановскую «башню из слоновой кости», представляли собой своего рода «профанную» реакцию на нее. В частности, «башенные» собрания зимы 1906–1907 гг. проходили на фоне инициированного широкой печатью литературного скандала, прямым образом касавшегося ближайших и постоянных участников этих собраний – М. А. Кузмина и Л. Д. Зиновьевой-Аннибал.

Ноябрьский номер журнала «Весы» за 1906 г. был полностью отведен роману Кузмина «Крылья». В январе 1907 г. издательством «Оры» была выпущена в свет повесть Зиновьевой-Аннибал «Тридцать три урода». Обе книги вызвали общественное негодование, поскольку в них затрагивалась тема однополой любви; касания «запретной» проблематики, не бывшей ранее предметом непосредственного литературного отображения, были расценены критикой как внесение в художественное творчество «порнографического элемента». «Тридцать три урода» появились в продаже 16 января 1907 г., 23 января на книгу был наложен арест, который все же вскоре, в феврале, был снят; «Крылья» официально не преследовались, однако вызвали в читательской среде и в печати гораздо более бурную реакцию отторжения, чем «Тридцать три урода», само имя Кузмина усилиями газетчиков и фельетонистов превратилось в литературный жупел. [952]

Неподготовленному современному читателю, вероятно, трудно понять, почему вызвало такой резонанс произведение, лишенное каких-либо скабрезных или хотя бы пикантных эпизодов и деталей, крайне лаконичное и предельно сдержанное в описании любовных взаимоотношений – в особенности на фоне русской художественной прозы начала XX века, обрисовывавшей эротические ситуации зачастую с достаточно натуралистическими подробностями. Однако в случае с Кузминым «порнографией» считалось не столько смакование недозволенных к словесному изображению реалий, сколько тема гомосексуальных отношений как таковая. Ее литература тогда не знала, сама проблема считалась нелитературной, не могущей быть в центре эстетического освоения. Характерно, что предметом состоявшегося в Англии десятью годами ранее судебного процесса над Оскаром Уайльдом были исключительно взаимоотношения писателя с лордом Альфредом Дугласом, но отнюдь не его произведения, в которых инкриминировавшиеся обвинения дополнительного подкрепления найти не могли; «жизнь» и «творчество» в данном случае были четко отделены друг от друга. Совсем наоборот обстояло дело в ивановском окружении. Вызвавшие бурю негодования произведения ближайших участников «башенного» «симпосиона» вполне вписывались в экспериментальную «жизнетворческую» программу, затрагивавшую область Эроса, в круг метафизических идей и этико-психологических изысканий, разрабатывавшихся тогда Ивановым. «Всегда было желание у В. Иванова превратить общение людей в Платоновский симпозион, всегда призывал он Эрос, – подчеркивает Н. А. Бердяев в мемуарно-аналитическом очерке «Ивановские среды». – Вспоминаю беседу об Эросе, одну из центральных тем “сред”. Образовался настоящий симпозион, и речи о любви произносили столь различные люди, как сам хозяин Вячеслав Иванов, приехавший из Москвы Андрей Белый и изящный проф. Ф. Ф. Зелинский и А. Луначарский, видевший в современном пролетариате перевоплощение античного Эроса, и один материалист, который ничего не признавал, кроме физиологических процессов». [953]Идеи Иванова оказывали стимулирующее воздействие на многих участников «башенных» бдений, и прежде всего на Волошина.

С собственным толкованием и развитием построений, воспринятых от Вячеслава Иванова, Волошин выступил на «башне» в ночь с 14 на 15 февраля 1907 г.; Л. Д. Зиновьева-Аннибал сообщила об этом собрании в письме к М. М. Замятниной от 17 февраля: «Новая Среда – гигант. Человек 70. ‹…› Реферат Волошина открыл диспут: “Новые пути Эроса”. Вячеслав сымпровизировал речь поразительной цельности, меткости, глубины и правды ‹…› перейдя к области Эроса, говорил дивно о том, что, в сущности, вся человеческая и мировая деятельность сводится к Эросу, что нет больше ни этики, ни эстетики – обе сводятся к эротике, и всякое дерзновение, рожденное Эросом, – свято. Постыден лишь Гедонизм». [954]Волошин выступил с публичной лекцией на ту же тему – «Пути Эроса (Мысли и комментарии к Платонову “Пиру”)», – которую прочитал 27 февраля 1907 г. в Московском Литературно-Художественном кружке, вызвав сильный скандальный эффект. [955]В беловой рукописи «Путей Эроса» имеется фрагмент, не вошедший в окончательный машинописный текст, в котором содержится интерпретация «Крыльев» Кузмина – в плане изображения «в нашем обществе тех же путей Эроса, о которых говорят Платоновы юноши». [956]

Исходя из тех же построений, которые были развиты в диалоге Платона и на свой лад интерпретировались Ивановым, Волошин счел необходимым высказаться в печати в связи со скандалом, разразившимся вокруг Кузмина и Зиновьевой-Аннибал. Поводом к этому выступлению послужил фельетон А. В. Амфитеатрова «Цветы невинности», опубликованный 24 января 1907 г. в той самой «Руси», в которой регулярно печатались волошинские «Лики творчества». В нем Амфитеатров затрагивал в памфлетно-ироническом ключе многочисленные злободневные темы, в том числе и «порнографическую» – применительно опять же к «Крыльям». Фельетон включал пародийное рекламное объявление «Тайны Алькова, Еженочное партийное издание»;

«Ежемесячные литературные приложения;

– ! В первый раз в России! –

Маркиз де Сад. Жюстина, или Горе от добродетели!..

– ! Только пользуясь свободой благодетельной гласности! –

Брантом. Жизнеописание куртизанок!

– ! До сих пор конфисковалось! –

Луве. Приключения кавалера Фоблаза!

– ! Сто лет под запрещением! –

Стихотворения Баркова!!!

– ! По специальному разрешению! – » и т. д.

В перечне значилось также;

«Кузьмин <���так!>. Крылья. Роман, плагиатируемый из “Весов” для протеста против статьи уложения. С предисловием Валерия Брюсова. Рисунки художников журнала “Весы”»; следом за «Крыльями» предлагался «замечательный выбор неблагопристойных фотографий, как с натуры, так и из воображения», а также «адрес-календарь известнейших кокоток обоего пола». Объявление о тираже в заключительной части этого перечня: «Журнал расходится в 666,666 экземплярах!!!» – непосредственно отсылало к только что опубликованному стихотворению Вяч. Иванова «Veneris figurae» («Триста тридцать три соблазна, триста тридцать три обряда…»; позднейшее заглавие – «Узлы змеи») с его строками: «На два пола – знак раскола – кто умножит, сможет счесть: // Шестьдесят и шесть объятий и шестьсот приятий есть». [957]