Александр Лавров - Символисты и другие. Статьи. Разыскания. Публикации

Заканчивался фельетон Амфитеатрова весьма разудалым пассажем о том, что «физиологические и анатомические» открытия в русской изящной литературе редки, крупных – «было сделано едва ли не всего два»;

«Первое – некогда – Авксентием Поприщиным (он же цыганский король Фердинанд VIII): [958]

– А знаете ли, что у алжирского бея под самым носом – шишка?

Второе – в наши дни – г. Кузьмин (он же александрийский обыватель и, быть может, выборщик 2000 лет тому назад):

– А знаете ли, что на той части, которою человек садится на стул, имеются крылья?..

Помилуй Бог!.. И вдруг г. Кузьмин улетит?!..» [959]

Волошин был хорошо знаком с Амфитеатровым: он встречался с ним в Париже в 1905–1906 гг., относился к нему с симпатией, печатался в его журнале «Красное Знамя»; [960]сам Амфитеатров впоследствии в мемуарном очерке о Волошине «Чудодей» отмечал, что знал его «хорошо, близко, дружески в его парижские молодые дни». [961]Тем ие менее Волошин счел необходимым критически высказаться по поводу «Цветов невинности». Амфитеатров к тому же развязывал ему руки, поскольку сам иронически откомментировал в своем фельетоне восторженную статью Волошина об «Александрийских песнях» Кузмина [962](«… я сошлюсь на моего поэтического друга Максимилиана Волошина; он еще недавно свидетельствовал печатно, что знал некоего господина Кузьмина за две тысячи лет тому назад в Александрии»; «… прочитайте роман “Крылья” г. Кузьмина (того самого, который жил две тысячи лет тому назад в Александрии, не то на Малом Клеопатрином проспекте, не то на Больших Птоломеевых песках)»). Фельетон Амфитеатрова, однако, служил лишь отправной точкой для собственных умозаключений Волошина, развитых в статье «Венок из фиговых листьев»; заглавие ее восходит к неточной цитате из Анатоля Франса («Суждения господина Жерома Куаньяра», гл. XVII), которая предпослана статье в виде эпиграфа: «Прикрывая статуи фиговыми листьями, вы достигаете только того, что у молодых людей при взгляде на фиговое дерево будут являться неприличные мысли».

Свидетельства о работе Волошина над статьей и о ее дальнейшей судьбе зафиксированы в дневнике Кузмина. 28 января 1907 г. он записал: «Зашел к Ивановым ‹…› Волошин пишет ответную статью в “Русь”» [963](«ответную» – на «Цветы невинности» Амфитеатрова). По всей вероятности, статья Волошина сразу же по ее представлении в «Русь» была отвергнута редакцией, о чем можно судить по дневниковой записи Кузмина от 4 февраля 1907 г.: «Статья Волошина, кажется, пойдет в “Понедельнике”». [964]К той же теме Кузмин возвращается в записи от 22 февраля, отмечая, что у Ивановых «был Пильский, говорил, что фельетон Волошина потом не взяли в “Понедельник”, что об этом же хочет писать он, Пильский». [965]

Озадачивает в этих сообщениях то обстоятельство, что в феврале 1907 г. в Петербурге газета под указанным заглавием не выходила; “Понедельник” издавался полугодом ранее, в августе 1906 г.; еще одна еженедельная петербургская газета, выходившая по понедельникам, «Свободные Мысли» (в которой, кстати, ближайшим сотрудником был П. М. Пильский), могла бы в данном случае подразумеваться, но она была начата изданием лишь с 21 мая 1907 г. Как бы то ни было, но статья Волошина «Венок из фиговых листьев» осталась неопубликованной. Слишком, видимо, оказался силен в глазах газетных редакторов диктат того общественного мнения, против которого в данном случае последовательно выступал автор «Венка из фиговых листьев».

В архиве Волошина сохранились четыре варианта текста этой статьи: первоначальная черновая рукопись (карандашом), [966]беловой автограф с правкой (чернилами; на первом листе текста на полях помета рукой Волошина: «М. Волошин. 25 Таврическая») – видимо, оригинал для газетного набора; [967]газетные гранки с рукописными вставками; [968]газетные гранки с набранным текстом рукописных вставок – окончательный авторский текст (столбцы гранок наклеены на три бумажных листа). [969]

В своей статье Волошин касается не только «Крыльев», но и повести Зиновьевой-Аннибал, которая не была известна Амфитеатрову ко времени написания им «Цветов невинности» (фельетон датирован: «1907. I. 13–18. Paris»). Свою задачу Волошин видел не только в том, чтобы опровергнуть Амфитеатрова, но и в том, чтобы высказаться в защиту запрещенной книги:

«Неделю тому назад по распоряжению цензурного комитета была конфискована за безнравственность повесть Л. Д. Зиновьевой-Аннибал “Тридцать три урода”, выпущенная отдельной книжкой издательством “Оры”.

Несколько месяцев тому назад я присутствовал при чтении этой повести».

Изложив далее основную сюжетную коллизию повести («Это трагедия двух женщин. Гениальная трагическая актриса Вера, дух страстный и богоборческий, приняла к себе и обожествила девушку, от лица которой ведется рассказ»; заказ портрета девушки тридцати трем художникам и т. д.), Волошин затронул также содержание бесед, которые велись на «башне» 24 октября 1906 г. по поводу «Тридцати трех уродов»: [970]

«Когда рассказ был прочитан, между присутствовавшими завязался горячий спор и один из гостей – профессор литературы и критик [971] – сказал автору повести:

– Я должен сделать вам жестокий упрек. Это прекрасная вещь. Яркая, сильная, написанная великолепным языком. Но все-таки в вас чувствуется дама из общества, которая не смеет преступить известной черты. Вы не можете освободиться от своего светского воспитания. Ведь совершенно ясно, что Вера любит чувственно.

Так покажите же, что это лезбийская любовь, что они действительно лезбийки. Простите меня, но я должен вам сказать смело и прямо, что вы лезбийства не знаете и не понимаете…

Тут он был прерван металлическим женским голоском из публики: “Не вам судить!” Профессор смутился и замолчал. Затем прения перешли на тридцать трех художников и на эту сторону повести».

Собственные аргументы Волошин выстраивает, начиная с констатации парадоксальной непоследовательности, которую проявляют цензурные и надзорные инстанции в затрагиваемом вопросе:

«Недавно я получал из Парижа свою библиотеку.

Несколько книг было задержано в цензуре для более подробного просмотра. В числе задержанных были творения святой Терезы.

Я подумал:

“Вероятно, ее страстные, полные чувственных образов обращения к Христу смутили русскую цензуру”.

Но среди книг, возвращенных мне без колебаний, было французское издание индусского кодекса любви “Кама-Сутра” – плохое издание прекрасной книги, сделанное не с научными, а с порнографическими целями.

Проходя по Невскому, я слышал, как петербургские камло выкрикали:

– Новая книга! Очень интересно!.. “Между ног!.. Тайны Невского проспекта”.

В газетах я читал объявления: