Андрей Михайлов - Французский «рыцарский роман»

Следующими к теме об Александре Македонском обратились поэты из центральной и северо-западной Франции, развивая идеи, заложенные уже в произведении Альберика, но дополнив их одним существенным моментом. Альберик подробно говорит о системе воспитания молодого принца, который с детства искал общества настоящих рыцарей. В систему этого воспитания входит обучение и языкам, и владению копьем и мечом, и верховой езде; знакомство с литературой и уложениями законов, умение играть на музыкальных инструментах и т. д. Здесь перед нами уже воспитание не сурового воина, героя жест, а феодала как бы новой формации. Этот многозначительный текст, излагающий, конечно, не особенности обучения исторического Александра Македонского, а проецирующий это обучение на феодальную действительность занимает 30 стихов, т. е. почти треть сохранившегося отрывка.

Первый продолжатель Альберика из Бриансона, работавший в 50-х годах при пуатсвинском дворе, даже, быть может, входивший в окружение Альеноры Аквитанской, воспитанию героя посвятил лишь одну лессу, в целом повторив концепцию Альберика, но внеся в нее одно существенное дополнение: помимо воинской сноровки и основательного знакомства с «семью свободными искусствами», будущий государь должен уметь «куртуазно беседовать с дамами о любви». Эта программа не только рыцарского (что было уже у Альберика), но и куртуазного воспитания подкрепляется, например, длинным описанием (140 стихов) посвящения Александра в рыцари, вЫ«1Швающегося в пышное придворное торжество, на котором присутствуют не только поседелые в боях воины, но и знатные дамы. Близость этой анонимной части «Романа об Александре»* (в последней трети века ее продолжили Ламберт-ле-Торт, Евстафий, Александр де Берне, Пьер де Сен-Клу и др.) к англо-нормандской культурной среде подтверждается и обилием в этой части мотивов загадочного и таинственного, заколдованного и связанного с миром природы.

* О судьбе легенды об Александре Македонском на средневековом Западе см.: Грабарь-Пассек М. Е. Античные сюжеты и формы в западноевропейской литературе. М., 1966, с. 172—182, 213—228; Гостюхин Е. Л. Александр Македонский в литературной и фольклорной традиции, м., 1972, с. 22-41.

Или хотя бы тем, что при описании одежды только что посвященного в рыцари Александра указывается, что его рубашка привезена с берегов Темзы, а шлем — из Корнуолла. А в стихе 368-м анонимной части романа довольно неожиданно упоминается король Артур. Так легенды о замечательном полководце древности вплелись в англо-нормандский литературный контекст.

Миниатюра из рукописи «Романа об Александре» (XIV в.)

Здесь важно обратиться к нормандцу Васу, хотя его стихотворное переложение Гальфреда Монмутского также не обладает теми чертами рыцарского романа, какие мы найдем позже, во времена Кретьена.

Методы работы Васа изучены достаточно подробно [31]. Остановимся лишь на наиболее существенных моментах. Вас, как известно, латинской сжатости Гальфреда противопоставил некоторое многословие своего французского восьмисложника. Но смысл этих добавлений (или разбавлений) текста Монмута однозначен. Вас усиливает мотив рыцарственного поведения героев, усложняет их взаимоотношения, добавляет романические детали. Он четко формулирует куртуазные идеалы, которые станут затем непременным аксессуаром последующих рыцарских романов:

Здесь нет подробного изложения программы воспитания молодого принца (что мы находим в пуатевинской редакции «Романа об Александре»), здесь как бы даны ее итоги. Военная доблесть и великодушие, любовь к славе и чувство меры, защита слабых и сирых и щедрость — все это не облечено у Васа в религиозные одежды, что станет типичным для одного из направлений рыцарского романа, которое заявит о себе на пороге следующего столетия. Христианский элемент здесь едва проглядывает. В то же время все таинственное и чудесное, вообще мотивы кельтского фольклора явно увлекают поэта.

Вас широко вводит в свою книгу описания придворных празднеств и рыцарских поединков, особенно проявляя в этом свой талант. Любовные мотивы, столь конструктивные для развития куртуазного романа, не играют в книге Васа ведущей роли, занимая немного места (как, впрочем, и в пуатевинской версии «Романа об Александре»). Но это не значит, что Вас обходит стороной эту тему. Он сделал попытку изобразить внезапно вспыхнувшее, поразившее героя подобно солнечному удару любовное чувство (Утера Пендрагона к герцогине Тинтагильской Иджерне):

Но тема любви затрагивается Васом и в ином плане. Поэт повествует и об адюльтере, тема которого также не раз будет появляться в романе (особенно позднем) и на которой, собственно, будет соткана основная канва повествований о Ланселоте. Тут как бы намечается тема Тристана, полюбившего жену дяди. У Гальфреда Монмутского племянник Артура Модред, в отсутствие короля, отправившегося на войну с императором Луцием, пытается сам сесть на трон, и женитьба на королеве Геньевре лишь должна помочь ему осуществить свой замысел. Т. е. Модред движим у Гальфреда лишь своекорыстными политическими побуждениями. У Васа все иначе. Связь Модреда с женой дяди носит давний характер и лишена политических мотивов. Эту любовь Модред долгое время вынужден скрывать. Он сбрасывает маску лишь в тот момент, когда решает захватить трон Артура:

Остановимся, наконец, на последней детали, характеризующей книгу Васа: на придуманном им мотиве «Круглого Стола», столь важном для дальнейшего развития рыцарского романа. Мы не будем задерживаться на фольклорных истоках этого мотива (как и на спорах археологов о том, существовало ли нечто подобное среди мегалитических построек). Нам важнее указать на политический смысл этой интерполяции Васа и на те сюжетообразующие возможности, которые в этом мотиве были заложены. Король Артур в трактовке Васа царил не просто над всем западным миром; благодаря Круглому Столу он оказывался главой, «первым среди равных», некоего абстрактного мира рыцарства, символом которого и становился Круглый Стол. Он является олицетворением не только равенства всех допущенных к нему, но и своеобразного рыцарского братства, связанного как бы круговой порукой, заставляющей каждого члена этого братства уважать друг друга, приходить друг другу на помощь, отправляться на поиски своего собрата, если тот к определенному сроку не прибыл в пиршественную залу короля Артура, где помещался Круглый Стол. Завоевание права восседать рядом с другими за этим столом, поиски рыцаря, не явившегося на общую трапезу, — все это станет ведущими мотивами рыцарского романа на следующем этапе его развития. В идее Круглого Стола, не случайно возникшей при дворе первых Плантагенетов, содержалась заявка на некое мировое господство, или по крайней мере ведущую роль британской короны (Артур был признанным вождем бриттов, но за его Круглым столом могли получить место и британцы, и французы, и нормандцы, и анжуйцы, и фламандцы, и бургундцы, и лотарингцы). Но, с другой стороны, в этой идее нельзя не видеть признания равноправия баронов и их короля, на что первые представители молодой династии не могли не пойти, имея в виду отдаленные политические цели.