Array Array - ВВЕДЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИЕ (Курс лекций)

Каков механизм расшифровки знаково-символических систем? Психология воображения может быть полезна при попытке классифицировать процесс формирования символических структур, глубинно связанных с воображением. Первый этап — это видение, сопровождающееся мышлением, так как при этом происходит структурирование семантического поля. Затем включается образное измерение, когда граничат вербальное и невербальное. Мышление при этом носит предикативный характер: схватывается не сам предмет, а его предикаты, в логических формулах обозначающиеся буквой Р. Такое мышление рационально, но сам предмет как бы прячется за высказывания о нем, и пока мы рассматриваем образ как точную копию замещенного предмета, загадка разгадана быть не может. И лишь на третьем этапе, являющемся следствием работы воображения, воссоздается реальность с помощью знаково-символических систем.

При этом, как утверждал М. Бахтин, нельзя провести абсолютной границы между знаково-символическими формами и смыслом. Смысл обретается внутри, он не принадлежит внешнему миру и может быть передан лишь иносказательно. Понимание (или прозрение) приходит тогда, когда содержание оказывается заключено в одной точке, но такой, через которую, как через призму, отразился весь мир. Символизация — результат воздействия когнитивного процесса на семантические структуры. Знаково-символические структуры имеют место на всех уровнях познания: первичном, или поверхностном, семантическом и смысловом — как посредники между человеком и культурой, однако новый опыт и приращенное знание могут менять способы восприятия и постижения мира. Первый уровень задается социокультурным контекстом, это уровень обыденной коммуникации. Так, закон Ньютона воспринимается по-разному при изучении его в 6 классе школы, и после знакомства с теорией Эйнштейна.

Можно привести и пример с отношением к ядерной энергии до и после Хиросимы, до и после Чернобыля. Восприятие символа обусловливается и культурными ценностями. Так, свастика, символизирующая в древнеиндийской традиции единство всех начал, с изменением культурного контекста приобрела иной смысл: изъятие знака из определенной культурной традиции привело к конфликту между знаком и обозначаемым. На знак в этом случае как бы "налипает" новое символическое содержание. В результате для послевоенных поколений европейцев он символизирует не изначальное, а приданное ему смысловое содержание.

Второй уровень познания требует теоретического объяснения в рамках семантических правил формирования смысла высказывания. И лишь на третьем, глубинном уровне, происходит раскодирование смысла, при этом мы вслед за Г. Фрече и Э. Гуссерлем понимаем под смыслом объективное содержание выражения в дихотомии с представлением, как ментальной актуализации в форме образа и ощущения.

Если понимать семантику как переводимый компонент языка, то анализ ее позволяет, отталкиваясь от присущей каждой эпохе специфической ментальности и специфики языка разных областей культуры, соотносить их друг с другом. Коммуникация в этом случае предстает не как простое перемещение сообщения, а как перевод текста с одного языка на другой. Такой перевод возможен потому, что коды отправителя и адресата образуют пересекающееся множество. Ю. Лотман справедливо замечает, однако, что при переводе часть сообщения окажется отсеченной, часть подвергнется трансформации, потерянным окажется именно своеобразие адресата, что и составляет особую ценность сообщения. «Положение было бы безысходным, — пишет он, — если бы в воспринятой части сообщения не содержались указания на то, каким образом адресат должен трансформировать свою личность, чтобы постигнуть утраченную часть сообщения. Таким образом, неадекватность агентов коммуникации превращает сам этот акт из пассивной передачи в конфликтную игру, в ходе которой каждая сторона стремится перестроить семиотический мир».

Этот конфликт принадлежит к числу таких, которые возникают при рассмотрении соотношения между целостностью и непрерывностью (континуальностью) мира, с одной стороны, и атомарностью, дискретностью знаков, задаваемых более или менее размытыми полями значений, с другой. В ходе попыток разрешения такого рода конфликтов возникают гениальные догадки и творческие открытия в культуре, которые кодируются с помощью знаково-символических механизмов, и круг замыкается вновь.

Теорию культуры можно строить с различных философских позиций.

1. Анализ проблемы понимания других культур, включающий в свою структуру эпистемологическую предпосылку, базируется на специфическом представлении о культуре как выражении некоторого трансцендентного смысла (Бытия, Логоса, Бога ), который сообщает объективность своим репрезентациям или описаниям. Культуры, семиотически понятые как такие описания, обладают одинаковыми выразительными возможностями, «взаимопереводимы» в том смысле, что для каждого предложения одного языка (или кода культуры) найдется, по крайней мере, одно предложение в любом другом естественном языке (другом культурном словаре), которое имеет тот же смысл. Несмотря на все различие культур как описаний или шифров трансцендентного, носители различных культур способны понимать друг друга вследствие того, что существует общий для всех индивидов концептуальный фон, гарантирующий определенную общезначимость того содержания, которое они понимают, схватывая смысл. При подобной трактовке «иных культур» никакой принципиальной проблемы их понимания не возникает. Разнообразие языков и культур рассматривается как проявление и сосуществование в рамках одного семантического пространства метакультуры, или метасловаря, наличием которого обусловлена возможность понимания других культур. Работа антропологов и лингвистов по прояснению значений слов и по установлению правил их точного перевода является следствием имплицитного допущения о наличии такого метасловаря, с помощью которого можно совершить кодификацию терминов всех остальных культуных словарей и перевести термины одного словаря в термины другого. Коммуниканты, принадлежащие различным культурам, a priori располагают общим для всех универсальным языком, который предвосхищается и говорящим, и тем, кто претендует на осмысление, онтологически гарантируя успех взаимопонимания. По этой причине не существует барьеров для понимания нами, к примеру, языка культуры индейского племени папагос, который квалифицируется исследователями как недоразвитый, примитивный, еще не достигший того уровня концептуальности, которая свойственна нашему языку. Например, предложение, типа «мое рождение наслаждается моими муками» полагается правильным представителем племени папагос, считающим, что события обладают разумом, в то время как в глазах антропологов высказывающий такое предложение является носителем совершенно безумных представлений о реальности. Подобная оценка лингвистической культуры индейцев, как примитивного, обладающего несовершенной грамматикой языка, основывается на предпосылке, согласно которой практикуемый нами способ описания, то есть наш словарь, наша культура обладает привилегированной позицией по отношению к другим культурным кодам, в том смысле, что наш язык более точно и адекватно репрезентирует общее всем культурам некое трансцендентное значение. Это и инспирирует построение определенной иерархии естественных языков на основе их выразительных возможностей. Ссылка на изоморфизм нашей лингвистической структуры структуре выражаемого трансцендентного значения требует от грамматики других лингвистических практик максимального соответствия нашему языку как наиболее близкому коду самой реальности (своеобразному метаязыку). Только в таком случае последний онтологически (объективно) может обеспечить успех межкультурной коммуникации.