Галина - domby101@rambler.ru - Пациент

А я поскорее задал интересующий меня вопрос:

— Гарри, ты смог все сделать?

Поттер мне успокаивающе кивнул:

— Все в порядке, не волнуйся. Все идет по плану… Рон уже занял свое место. У него все готово.

Будем надеяться, что Гарри прав, и волноваться не о чем.

Мистер Уизли услышал имя Рона и тут же подошел к нам:

— Вы говорили о Роне, а где он?

Гарри махнул в сторону группы высокопоставленных авроров недалеко от сцены. Голова мистера Литтл-Айса была видна и отсюда. А рядом… должен быть Рон.

— Гарри, я хотел познакомить тебя со своими друзьями, — Артур Уизли повернулся к своим спутникам.

Поттер сразу выпустил на волю заученную улыбку.

— Нет-нет. Это неофициальное знакомство. Они на самом деле мои друзья. Господин Шторн и доктор Геаборг.

Оба скандинава по очереди наклонили головы. Тот, что спрашивал у нас разрешения остаться, имел знакомую фамилию. Доктор Геаборг. У меня была недолгая переписка с человеком, которого звали также, с доктором из Швеции. Неужели это он?

Мистер Уизли тем временем представлял нас:

— Профессор Минерва МакГонагалл, мистер Гарри Поттер, доктор Грегори Фингрид, — имя моего соседа Уизли прочел на бирке, висящей на груди Снейпа, — и доктор Невилл Лонгботтом.

— Очень приятно познакомиться, — ответил второй из скандинавов.

Но первый его перебил:

— Доктор Лонгботтом? — Он вопросительно смотрел на меня.

— Доктор Геаборг, — я кивнул и продолжил: — Мы с вами как-то переписывались, не правда ли?

— Да, конечно, я помню. Вы как раз занимались новым мощнейшим зельем. Для коматозных больных, — палец высокого шведа указал мне в грудь. — И как успехи? У меня тоже есть больные, которых никак не удается вывести из беспамятства.

— Не получается, — ответил я, — постоянно сворачивается…

Лицо шведа вытянулось, он хотел продолжить свои расспросы, но я его перебил:

— Может, этот разговор перенесем в другое место? Думаю, не всем присутствующим интересны наши больные.

Моя хитрость не удалась, МакГонагалл тут же ответила:

— Да что вы, нам очень интересно. Э, доктор… Геаборг, я правильно поняла: доктор Лонгботтом делает зелье?

И куда бы отвернуться? А швед с радостью закивал головой:

— Конечно, у коллеги поразительные способности. Его разработки, это…

Он закрутил головой в поисках нужного слова, а мне так захотелось отвернуть шведу голову совсем… И тут же в разговор вмешался жизнерадостный Поттер:

— Извините, доктор, вы не думайте, что мы такие плохие друзья. Просто война, знаете ли, немного отвлекла… А у доктора Лонгботтома уже есть новые… зелья?

— Да, уже сейчас в справочниках можно найти три его зелья, и в стадии апробирования находятся еще два…

— Две микстуры, — поправил я.

— Да, точно. Доктор все свои изобретения называет микстурами. Он не любит слово «зелья».

Гарри уже откровенно смеялся. И МакГонагалл готова была тоже захихикать, а швед все не умолкал:

— Доктор Лонгботтом, я не решался написать это в письмах, но в личном разговоре не могу не отметить. Вы в технологиях изготовления своих… микстур нарушили, кажется, все правила Зельеделия. У нас коллеги даже заключали пари, какое из правил будет нарушено следующим.

Швед, неожиданно завладев всеобщим вниманием, теребил рукав мантии МакГонагалл:

— И самое удивительное, какие непредсказуемые получаются результаты. Можете поверить мне на слово, но начинается переворот в Зельеделии, и сделан он будет одним человеком…

Интересно, если я повернусь к нему спиной, может он поймет неуместность своих высказываний? Но моя надежда не оправдалась, швед переключился на меня. И мне пришлось изобразить полнейшее внимание.

— Если бы у вас не было таких потрясающих результатов… — Доктор Геаборг покачал головой. — А я уверен, что вы и со сворачиваемостью этого нового зель… то есть, — он быстро поправился, — этой новой микстуры, справитесь. Если бы не такие результаты, я бы сказал, что вы ненавидите Зельеделие.

Профессор МакГонагалл прикладывала титанические усилия, чтобы оставаться серьезной:

— Ну что вы, доктор. Как можно ненавидеть такое тонкое искусство?

— Конечно, — немедленно отозвался Геаборг. — Зельеделие это такое тонкое, такое прекрасное искусство. Но что с ним делает доктор Лонгботтом…

Швед вздохнул с сожалением.

— Ой, профессор, нам пора идти на место, — встрепенулся Поттер.

И они с МакГонагалл выскочили из ложи. Я так и ждал взрыва хохота в коридоре, но профессор, видно, ухитрилась сдержаться.

Швед, все так же вздыхая, сел на свое место, а я боялся посмотреть на своего соседа слева… Снейп меня убьет… При первом же удобном случае… Старался ведь все свои разработки публиковать подальше от Англии и только во врачебных изданиях. Всего, что имеет в названии слово «зелье», я избегал. Столько времени все было тихо, и вот на тебе — принесла нелегкая разговорчивого шведа.

Я все-таки покосился налево и тут же покраснел под убийственным взглядом черных глаз… Черных?

Да бог с ним, с Зельеделием! Рядом со мной сидел профессор Снейп. И только бирка осталась от доктора Фингрида.

— Снимите, — шепнул я, показав глазами на глупую надпись, и с тревогой осмотрелся по сторонам.

Пока никто на Снейпа внимания не обращал. Можно расслабиться. Тем более что на сцене опять появился министр магии:

— Уважаемые дамы, господа. Сейчас мы переходим ко второй части нашего торжественного собрания. Скоро начнется очень приятная процедура награждения. Но сначала мы должны вспомнить тех, кто не дожил до праздника. Тех, кто погиб, защищая свободу и демократию. Мы сегодня вспоминаем их всех вместе и каждого по отдельности в своей душе. Но имя одного человека должно быть произнесено. Того, кто всю свою жизнь посвятил служению Свету, служению будущему. Все его заслуги я повторять не буду. Вы их знаете. Потому что я говорю… об Альбусе Дамблдоре. Светлая память ему. Светлая память всем жертвам этой войны.

Министр скорбно опустил голову, а в зале все начали подниматься и застывать в безмолвном горе. Я почувствовал, как рядом зашевелился Снейп…

Мы стояли, и в зале была поразительная тишина. Сотни людей, и такое единодушное молчание. Где-то вверху зазвучала музыка. Тихая и печальная… Она горевала вместе с нами, но и дарила надежду. Сначала робко и несмело, потом все настойчивей пробивались звуки надежды. Надежды на то, что все было ненапрасным. На то, что будущее у нас никто и никогда не отнимет… Светлое будущее наше и наших потомков.

Когда музыка смолкла, я как будто проснулся. На душе было печально и свело. И вокруг все чувствовали то же самое.

Я слишком быстро сел, хотелось еще побыть наедине со своими чувствами. Но изумленный вид мистера Уизли быстро отрезвил меня. Он увидел, кто стоял рядом со мной и открыл рот для вопроса… Но удержался и повернулся в сторону сцены.