Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Не будет ли верным предположить, что типичным представителем нашей эпохи является человек, предпочитающий материальное идеальному, приземленное возвышенному, тленное вечному, земные сокровища всем прочим сокровищам? И если это предположение верно, то «героем нашего времени» можно смело назвать Иуду. Образ его становится понятен через совершенный им выбор. Поэтому важно разобраться не в том, почему и зачем он предал, а в том, что именно он выбрал. Предательством своим Иуда отказался от Христа и от предложенного Христом. Сумма в тридцать сребренников была настолько мала, что едва ли Иуда мог соблазниться ею. Зато он оказался перед выбором: символическая сумма, значащая отказ от Учителя, или Царствие Небесное. Другими словами, как раз-таки материальное против идеального, приземленное против возвышенного, дольнее против горнего. Иуда оказался прообразом «общества потребления», для которого так же, как и для Иуды невозможно, оставаясь собой, сохранять верность высоким идеалам.

Героического в современной литературе действительно немного. Но это именно потому, что героическое перестало быть типичным. Увы, не в каждую эпоху чаще других встречаются защитники Родины, покорители космоса и честные труженики. Бывают эпохи, когда всюду снуют потребители благ, развернувшиеся от идеалов к комфорту.

Между тем героическое необходимо. Хотя бы как пример для подражания, повод для гордости, образец для воспитания. Но какие уж герои в стране оптимистического патриотизма! Разве что те, кто при отсутствии денег дольше всех продержался. Или те, кто отвесил больше пинков английским пьяницам, вопя громче других «Россия, вперед!» Власти некого предложить в герои, а обществу – некого выдвинуть. Остаются отдельные случаи героизма, проявленного рядовыми гражданами, но не становящегося от этого типическим. Об этих случаях и пишет критик Крижановский, причисляя, среди прочего, к героям просто порядочных людей.

И все же в герое именно нашего времени, то есть в чаще других встречаемом современнике, нет ничего героического. Но, как отметил еще М.Ю. Лермонтов, Боже нас сохрани пытаться исправить людские пороки. В конце концов, человечество – это всего лишь глина в руках истории. И кто знает, какие черты примет оно в следующем десятилетии.

Что же касается рекомендаций относительно того как и о чем писать, то, думается, стоит попробовать писать интересно и хорошим языком.

В редакцию одной газеты пришло письмо от учителя русского языка и литературы из подмосковных Мытищ Петра Кузнецова. «Женская проза» – так озаглавлено это письмо, содержащее как прямые утверждения или вопросы, так и не высказанные прямо соображения или представления о положении дел в современной литературе.

С первых же строк автор сокрушается об оскудении женской прозы. «Женская проза, мне всегда казалось, – пишет уважаемый учитель словесности, – это нежные и хрупкие строки. Это красота слога и его изящество. Как я ошибался!» В самом деле, далее автор приводит цитаты из произведений Л. Улицкой и Т. Толстой, изобилующие обсценной лексикой, а попросту говоря – матом. «На уроках русского языка, – заканчивает свое письмо возмущенный преподаватель, – дети изучают язык, а на уроках литературы познают его. Названные книги Улицкой и Т. Толстой познанию не способствуют».

Что ж, сложно не согласиться с этим финальным утверждением: едва ли подобного рода чтение может поспособствовать изучению и познанию русского языка. Но… Но хочется все-таки возразить учителю Кузнецову.

Кроме сквернословия Улицкой и Толстой, из небольшого сравнительно письма нам открывается довольно многое: например, отношение автора к либеральной интеллигенции и Соединенным Штатам Америки, к роману В.П. Астафьева «Прокляты и убиты» и отечественным литературным премиям. Мы узнаем о симпатичных автору певцах и писателях, об опасениях по поводу сокращения школьной программы по литературе и, наконец, о твердом убеждении, что авторы книг, напичканных нецензурщиной, «способствуют вытеснению русской классической литературы из учебного процесса в школе» . Начав с дамской копролалии, автор постепенно переходит к другим темам и персоналиям, так что по прочтении письма не остается цельного впечатления, зато повисает вопрос: «При чем здесь “женская проза”, если В.П. Астафьев десятилетием ранее писал отборным русским матом?..» Понятно, что от женщины обычно ждут изящества и красоты, но две, пусть даже очень известные матерщинницы, никак не тянут на обобщение. Не встречается мат ни в романах Олеси Николаевой или Инны Булгаковой, ни в рассказах Инны Собакиной или Екатерины Наговицыной. Вы скажете, что не всем известны Собакина и Наговицына? Так вот это и есть настоящая беда современной русской литературы.

Беда эта в том, что существует медийная, всем известная и доступная литература и литературная резервация, в которой, по слову писателя и филолога Ю. Милославского, «пребывает все то, что не вписывается / не допускается в паралитературный процесс». Ситуацию эту Ю. Милославский связывает с государственным переворотом 1993 г., когда в качестве культурной программы, пусть и с поправками, было принято «Письмо 42-х». Конечно, радикальные рекомендации оказались смягчены, и «повседневный внутренний режим в “русской литературной резервации” <���…> был и остается щадящим». Но тем не менее современный читатель знаком именно с медийной литературой или премиальной паралитературой. Все остальное до него попросту не доходит. Читателю порой просто невдомек, что книги, которые заполняют прилавки, это отнюдь не все и далеко не лучшее, что создается сегодня на русском языке. Забавно бывает слышать, как человек, знающий десяток «раскрученных» и пяток «не раскрученных» имен, заявляет о новом для себя авторе: «Никогда не слышал прежде о таком писателе». Как будто белый свет исчерпывается тем, о чем он слышал. Весь мир знает «Кока-Колу», и только в России пьют «Байкал». Значит ли это, что «Кока-Кола» лучше «Байкала»? Нет. Это значит только то, что американцы – хорошие коммерсанты, умеющие всему миру навязать свое и получать с этого дивиденды.

Но неужели ничто кроме мата не смущает учителя словесности? Неужели только мат может воспрепятствовать полноценному изучению и познанию русского языка? Давайте обратимся к произведениям авторов, не слишком увлекающихся обсценной лексикой. Вот лишь несколько цитат: «…Лесные пожары в Забайкалье, катившиеся огненной стеной…»; «…Убедительно сгораемая жизнь…»; «Первое, что делает деревенский житель, всю жизнь вкалывавший до бесчисленного пота…»; «…Пламя хлюпало под ногами…»; «…Какая-то птица начинает кружить на предмет его печени…»; «…Солнце уже сквозило краем сквозь лиственничный лес…»; «…Мужская пухлая кисть в обручальном кольце…»; «…Сквозь валежник прядей, из-под челки, выкарабкался коричневый глаз, огромный, как медвежонок…» . И так далее, и тому подобное. Как можно изучать и познавать русский язык на подобных примерах?