Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Приведенные цитаты – не случайные ошибки. Это и не ошибки, о которых писал Ю.Н. Тынянов – ошибка как новый конструктивный принцип. Это стиль, кочующий из книги в книгу. Это, скорее всего, признак чуждости избранному занятию, своего рода – отсутствие слуха. Приведенные цитаты отнюдь не из ранних или не самых удачных произведений, каковые имеются у многих прозаиков, пример тому – «Хозяйка» Ф.М. Достоевского. Цитируются книги, получившие престижные премии или вошедшие в премиальные короткие списки. В том числе, и в короткий список «Национального бестселлера». Кстати, уважаемый Петр Кузнецов, не доверяющий «Русскому Букеру», которым, по его мнению, премируют тех, «кто лжет и клевещет на прошлое <���…> Родины» , испытывает отчего-то доверие к «Национальному бестселлеру». Между тем премию эту в разное время получали (или попадали в ее короткие списки) такие литераторы как М. Шишкин, Д. Быков, А. Аствацатуров, Л. Улицкая, В. Сорокин, И. Денежкина, М. Елизаров и пр. Не станем касаться литературных достоинств, отметим только, что граждане эти не хуже букероносцев лгут и клевещут на прошлое (и не только) нашей с вами Родины. Да вот, не угодно ли: «Разговоры о российской духовности, исключительности и суверенности означают на самом деле, что Россия – бросовая страна с безнадежным населением…» (Д. Быков). «Страна, где власть захватил криминальный коррупционный режим, где государство является воровской пирамидой, где выборы превратили в фарс, где суды служат начальству, а не закону, где есть политические заключенные, где госТВ превращено в проститутку, где самозванцы пачками принимают безумные законы, возвращая всех в средневековье, такая страна не может быть моей Россией. Я не могу и не хочу участвовать в официальной российской делегации, представляя такую Россию» (М. Шишкин). С Улицкой, кажется, и так все ясно, обойдемся без цитат.

Критик А. Кузьменков утверждает, что «Нацбест всегда обслуживает клановые интересы» . А несколько лет назад писатель И. Стогов попросту вышел из жюри Нацбеста со словами: «Предоставляю разбираться в этом компосте более опытным ассенизаторам!» Так что отсылка к литературным регалиям это, мягко говоря, не лучшая рекомендация в наши дни. А сами премии – не лучший указатель в литературном мире. С таким же успехом можно ориентироваться на болотные огни в лесной чаще. А ведь помимо той самой клановости, о которой пишет критик Кузьменков, существует обыкновенная субъективность. Л. Толстой, например, недолюбливал Шекспира, Набоков – Достоевского. Ну и представим, что Толстой и Набоков – члены жюри конкурса, в котором участвуют Шекспир с Достоевским. Тема о премиях претендует на отдельное исследование под рубрикой «Психология масс» или «Манипуляция сознанием», поскольку психология тех, кто премии раздает и получает, ясна и понятна. Интересны же те, кто верит в эти игры и принимает все за чистую монету.

В наше скорбное время многие явления приобрели новые черты. Не стала исключением и литература заодно с окололитературной жизнью. Симулякры завладели и сферой прекрасного. Означающее повсеместно отрывается от означаемого, виртуальное подменяет реальное, имитация явления – его суть. Писателей заменили проекты, а стало быть, литературу – лжелитература. Именно поэтому ни премиальные жюри, ни редакторы давно не обращают внимания на авторское косноязычие. Награждая, выбирают не писателя, а проект.

Почему учитель словесности не замечает подмены – это вопрос. Получается, что без мата любой текст хорош. Но неужели словесное бесчувствие может способствовать изучению и познанию русского языка? Неужели приведенные выше цитаты – это и есть та самая «чистая русская речь», о которой Петр Кузнецов написал, что навсегда полюбил ее? Не будем касаться содержания и стиля современных произведений, ведь речь в письме идет именно о языке, о красоте и чистоте его. Вспомним писателя-середнячка из группы «Стальное вымя»: «Инда взопрели озимые. Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился» . Никакого мата, эдакая посконная русская речь. Но разве тут красота слога и его изящество? Разве на подобном образце можно изучать или познавать язык? Едва ли. Зато вполне можно освоить косноязычие, убожество и пошлость.

Грустным показалось письмо учителя словесности. Грустным не только из-за двух сквернословиц, но еще и потому, что современный читатель совершенно дезориентирован и запутан. Само название письма – «женская проза» – что оно значит? В истории литературы остались имена Джейн Остин и Жорж Санд, Эмилии и Шарлотты Бронте, Мэри Шелли и Жермены де Сталь, Тэффи и Астрид Линдгрен, Любови Воронковой и Веры Пановой. Стоит ли называть наследие этих выдающихся писательниц «женской прозой», тем самым принижая и зауживая значение созданного ими? Конечно, ни новый «Франкенштейн», ни новый «Грозовой перевал» у нас на сегодня так и не появились. Так ведь и мужская проза не балует нас ни «Идиотом», ни «Двумя капитанами». Может, в таком случае, не стоит и внимание останавливать на гендерных особенностях современного литературного процесса?

Существует мнение, что нет мужской или женской литературы, есть литература хорошая или плохая. С этим сложно не согласиться. Ведь любое дело, за которое берется человек, он может сделать хорошо или плохо. А вовсе не по-мужски или по-женски. То есть, конечно, возможен и такой взгляд. Но применим он исключительно к подходам, а не к результатам. Как уж достигается результат, мужской ли грубой силою иль женской красотой, вопрос второстепенный. Не бывает женской или мужской стрельбы. Стрельба может быть более или менее меткой. А если речь идет, например, о хирургии, то операции получаются более или менее успешными, а не мужскими или женскими.

Женской литературой называют не столько книги написанные женщинами, сколько написанные для женщин. Ведь никто не может с точностью сказать, каков процент мужчин среди «литературных негров», пишущих под женскими brand’ами. Кто бы ни писал все эти штабеля иронических детективов, подписанных одним именем, или маленькие книжки про «любовь и разные страдания», подписанные другим, а рассчитаны они, в первую очередь, именно на женщин. Поскольку книги – это товар, а всякий товар рассчитан на своего покупателя. Любой человек охотнее купит вещь, о которой известно, что она создавалась именно для него – нехитрый торговый прием.

Кому-то очень не нравятся рассуждения о капитализме – проще вину за все беды валить на Сороса. Но даже если бы и не было вездесущего финансиста, положение дел в нашей литературе оставалось бы примерно тем же. Помимо всех прочих участников литературного процесса, есть книгоиздатель, который работает не за спасибо и нацелен не на просвещение народное. С учетом всех возможных источников прибыли – продажи книг, получения государственной поддержки и грантов, работы с премиальными фондами и писательскими brand’ами – книгоиздатель и выстраивает свою деятельность. С целью обезопасить себя от разного рода рисков он создает систему. Например, книги издаются в сериях (любовный роман, иронический детектив, современная проза), внутри каждой серии существуют свои проекты или brand’ы. Проекты эти рассчитаны на «поп-вкус», то есть на предпочтение успешного, обсуждаемого, тиражируемого, что с успехом и организуется для простодушного читателя. А кроме того, проекты предназначены для целевой аудитории. Читатель всегда выбирал автора, но Достоевского он знал по его книгам. Сегодня автор – это симулякр, имитация самого себя. Это тиражи, премии и некая роль: утонченный интеллектуал; уставший от мерзости жизни меланхолик; брутальный пацан, защищающий правду; православный, а главное, воцерковленный христианин и пр. И читатель ценит не произведение, а образ. Потому что это «свой», это – «наш», условно белый или красный, в зависимости от предпочтений. Для какой-то аудитории и Улицкая с Толстой – «свои». И неважно, что и как они там пишут, важно, что они «наши».