Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Уточнение насчет того, как звали того студента отнесем к суровым реалиям нынешнего времени, которое заставляет авторов старательно прописывать информацию о том, куда впадает Волга и что кушают лошади. Причем я не уверен, что авторы это делают из снисхождения к умственному состоянию читателей. Нет, это больше похоже на авторское восторженное: «Смотрите, какой любопытный и малоизвестный исторический факт я вам сообщаю!» Сумел же Невзоров в интервью Дудю потрясти того до глубины души заурядными фактами биографии А. Гитлера, о которых модный, но неразвитый интервьюер и понятия не имел.

Вот и Яхина нам важно сообщает про Ульянова. Причем уточняет – « ровно сорок три года назад » зачем-то. Почему это «ровно», когда Ульянов сидел в пересылке всего один (!) день в декабре, а Зулейха там очутилась в январе-феврале, для меня осталось загадкой.

К подмене художественного вымысла глупой ложью насчет поведения Ульянова в камере претензий нет – Яхина так видит, а знакомиться с историческими материалами ей некогда. И эта ее черта проявит себя в романе многократно.

Яхина топчет историю по-прилепински «убедительно, серьезно и глубоко».

Крымских татар и греков на пару лет раньше депортировать? Да легко! И вот уже в 1942 году поехали разлюбезные « смуглые люди » в Сибирь-матушку. Зачем? А заранее, оказывается, их выселили, профилактически – чтоб те не перешли на сторону врага. Правда, не особо понятно, отчего Яхина мелочится и только крымчан выселила. Могла бы пораньше, еще в 1941 году выселить всех из… ну не знаю… да хоть из Белоруссии: армян из Мозырского райна, азербайджанцев из Оршанского, литовцев из Островецкого, татар вобще из всех районов, для весу, кучности и солидности.

Впрочем, у Яхиной Красная армия в июне 1945 года квартируется не где-нибудь, а в самом Париже, откуда и шлет один из ее бойцов на родину солдатское письмо-треугольник…

Тут уж пенсне свое я просто пополам сломал в отчаянии. Много ахинеи читал про войну, но вот про Красную армию под сенью Эйфелевой башни – это новое слово в науке и технике! Спасибо, Гузель Шамилевна!

Редакторов Яхиной ругать не хочется – я глубоко убежден, что за такие вещи целиком и полностью несет ответственность именно сам человек, пишущий текст.

Тем более авторесса в одном из интервью прихвастнула:

«После написания романа мы провели так называемый «факт-чекинг»: специалист-историк вычитал рукопись на предмет выявления каких-либо неточностей, но не нашел каких-то грубых ошибок».

Печально. Если Яхина еще и денег заплатила этому «специалисту-историку» за «работу», то однозначно наша милая дама стала жертвой мошенника. Впрочем, роман «Зулейха открывает глаза» обласкан столь тщательно и всесторонне, что нельзя исключать и варианта консультации у таких светил, как академик Фоменко и примкнувший к нему Носовский. Этим, по крайней мере, можно объяснить весьма своеобразную «глубокую историческую достоверность» текста.

Причем свое умение и желание рыться в различных «исторических фактах» Яхина и сама охотно демонстрирует в тексте при любой возможности.

Так, отсидев месяц с небольшим в тюрьме, ее героиня здорово наблатыкалась в юридической сфере. Во всяком случае, едва она выходит из камеры и видит бодрых конвоиров, как сразу отмечает:

«Винтовки в руках наперевес – в полном соответствии с параграфом семь инструкции номер сто двадцать два бис четыре от семнадцатого февраля тысяча девятьсот тридцатого года «О режиме конвоирования бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» .

Вот этот «параграф бис четыре» авторессе было не лень в голову неграмотной деревенской тетке-татарке засунуть, тут она постаралась и наверняка довольной собой и своей эрудицией осталась.

Ее Зулейха и технически здорово подковалась в тюрьме. Потому что едва за спиной с визгом задвинулась дверь вагона, лязгнули засовы и стало темно, так она сразу понимает, что попала она в: « телячий вагон (или, по-народному, теплушка) номер КО 310048, грузоподъемностью двадцать тонн, плановой вместительностью сорок человеческих или десять конских голов, укомплектованный пятьюдесятью двумя переселенцами».

А все потому, что при написании романа Яхина, по ее признанию, не поленилась поехать «в Музей железнодорожного транспорта и долго стояла там перед телячьим вагоном».

Проникнемся. Перед нами серьезный и важный для пишущего человека поступок – изучение жизненного материала.

Вот это стояние перед вагоном, как перед новыми воротами, и вылилось в итоге в горделивый канцелярит насчет грузоподъемности и вместимости, данных нам в ощущениях деревенской женщины. А для «живости картинки» в вагон были посажены картонные крестьяне, жестяные старички-интеллигенты и карикатурно-сериальный «блатарь», один-единственный на весь вагон. Он там у переселенцев исполняет роль шута и массовика-затейника, и первый же его артистический этюд таков:

«Снимает с ноги грязный, расползающийся на швах ботинок и протягивает: подержи-ка. Долго разматывает портянку и наконец достает бычок, спрятанный между пальцами ног. Вставляет в рот, любовно накручивает портянку обратно, обувается. Прикуривает из буржуйки и пускает дым Иконникову в лицо» .

Ну а чего ж не из еще более надежной нычки вытащил-то, из той, где никогда не светит солнце? При этом этапников в тексте вообще не обыскивали. Нарушив параграф восемь инструкции номер сто двадцать два дробь пятнадцать бис четыре, просто вывели из тюрьмы да отвели на станцию, как детсадовцев в зоопарк. С узелками и даже с клеткой-переноской для кошки (самой кошки, слава богу, нет – ее съели в камере уголовники, и на том спасибо!). Но блатарь есть блатарь – ему сама блатная природа велит «бычок» хоть куда-нибудь, да запихнуть себе. «Во избежание» – это выражение Яхиной нравится и она его много-много раз в тексте использует.

Весь подобный «убедительный и глубокий» бред авторесса, повторю, добавляет для «картинки» и «правдоподобности». Там еще и про интеллигента будет, весь этап читающего у окошка вагона книжечку. Сквозь золотое треснувшее пенсне. Блатной урка там где-то внизу шебуршится, а старичок с Зулейхой у козырного окошечка. Ну прям как Али Бабаевич из «Джентльменов удачи». Все верно – в камере и в этапном вагоне закон один – у кого пенсне, тот и пахан.

И много еще всего любопытного, много случится «правды жизни».

При этом Гузель Яхина подозрительно склонна к какой-то нездоровой тяге к ненужным и не имеющим никакого значения деталям в виде всяких параграфов «бис четыре» и двадцатитонных вагонных грузоподъемностей. А в качестве компенсации этой своей мелочливой дотошности – лихо сдвигает любые исторические даты и вообще направляет Красную Армию на Париж.