Алексей Фролов - Энциклопедия древнескандинавской мифологии и культуры. Издание 1

Существуют упоминания о том, что в III – V веках саксы прежде, чем выйти в море, приносили в жертву Эгиру десятую часть пленников. И хотя имя Эгира в этих источниках не упоминается, речь в них идет о некоем морском божестве, которого древние германцы почитали и боялись. Вполне возможно, это был не Эгир, а его вышеупомянутая супруга, или совсем другое божество. Тем более, что ранний вариант наименования Эгира звучит как «Хлер», что в переводе с древнескандинавского означает «дающий пристанище», «скрывающий». Очевидно, подобные эпитеты не получится соотнести с морем бушующим, скорее – со спокойным. С другой стороны, здесь может иметься ввиду «пристанище» для утонувших кораблей и соответственно утопленников. Но это лишь одна из версий, некоторые скандинавоведы полагают, что слово «Hler», как и слово «Ægir », означает просто «море». В частности, именно так искомые имена определяет М. И. Стеблин-Каменский, чей перевод обеих Эдд на русский язык считается каноническим.

Генезис образа, семантика и аналогии

Также стоит упомянуть, что в знаменитой саге «О Форньоте и его родичах» говорится, что некий Хлер (он же – Эгир) был сыном человека по имени Форньот. Кем был Форньот – не известно, однако в той же саге упоминается, что помимо Хлера у Форньота было два других сына – Логи («Logi» с древнескандинавского переводится как «пламя», к Локи из Асгарда этот образ не имеет никакого отношения) и Кари («Kari» переводится как «ветер»). Далее по тексту говорится о том, как потомки сыновей Форньота дали начало народам Швеции, Дании и Норвегии. Вместе с тем, очевидно, что Хлер, Логи и Кари – это эпические воплощения стихий. Кстати, многие исследователи полагают, что именно Логи стал прообразом Сурта, владыки Муспельхейма.

Любопытно, что до сих пор в исландском языке сохранилась словоформа «aeg», которая используется для обозначения штормовой волны. Лингвисты полагают, что слово «aeg» произошло как раз от древнескандинавского «Ægir » (в современном варианте «Aegir»). Также в позднесредневековых английских текстах море поэтически именуется словом «garecg», что буквально переводится как «копьеносец». Эту словоформу также связывают с именем Эгира, предполагается, что неизменным атрибутом морского бога было копье. Этот факт вполне очевидно сближает образ Эгира с образом античного Нептуна.

У Эгира и его супруги Ран было девять дочерей, которых звали Бара («волна»), Блудухадда («с кровавыми волосами», вероятно, имеется ввиду цвет воды после кровопролитного морского сражения), Бюлгья («морской вал»), Дуфа («мятежная волна» или «мучающаяся волна»), Хефринг («пульсирующая волна»),

Химинглэва («волна, в которой отражается небо»), Хрэнн («цепкая волна»), Кулга («ужасная волна»), Унн (просто «волна»). Перевод оригинальных имен дан с древнескандинавского языка по версии М. И. Стеблин-Каменского. Некоторые скандинавоведы полагают, что девять дочерей Эгира – это девять матерей Хеймдаля. И хотя в «Младшей Эдде» имена матерей «Белого Бога» (Хеймдаля) не соответствуют именам эгировских дочек, в древнескандинавских сагах нет других девяти сестер. Еще одна любопытная параллель данного образа очевидна для любого славянина. В легендарной «Песне о Садко» сказочный герой посещает владения Морского Царя, у которого также девять дочерей.

Таким образом, Эгир предстает перед нами как достаточно интересный, но неоднозначный персонаж. Все, что о нем известно, это лишь несколько строк в эддических текстах, остальное – косвенные указания. Тем не менее, очевидно, что Эгир был одним из наиболее почитаемых богов у раннесредневековых скандинавов, а также, вероятно, у древних германцев. По всей видимости, с течением времени Эгира заменил Ньѐрд, который принадлежал роду ванов. Культ ванов предшествовал культу асов, однако на основе различных мифологических сюжетов и героев (таких как Эгир) можно предположить, что ваны – отнюдь не древнейшая династия богов европейского севера.

Мифологические существа в универсальных категориях

Скандинавская мифология (существа, боги, герои) достаточно многопланова, но ее бестиарий по-своему уникален. Строго говоря, скандинавские мифологически существа (для краткости местами мы будем использовать оборот «скандинавские существа») имеют ряд существенных отличий от аналогичных мифологических конструктов других культур. В чем именно заключаются эти отличия?

Скандинавская мифология, бестиарий которой невероятно обширен, сфокусирована на четких хронотопах, в частности – это Девять Миров (Асгард, Мидгард и так далее). Соответственно скандинавские мифологические существа также имеют «привязку» к тому или иному хронотопу, либо эпониму. К примеру, вепрь Гуллинбурсти, волки Гери и Фреки, огромные кошки Фрейи, скакун Одина Слейпнир – все эти скандинавские существа согласно эддическим текстам обитают в Асграде. Если они покидают пределы этого мира, то только в том случае, если сопровождают своих хозяев (тот же Гуллинбурсти выходит из Асгарда только вместе с Фрейром).

В тоже время некоторые скандинавские существа обладают возможностью существовать относительно независимо, перемещаясь между мифологическими хронотопами и топонимами. К таковым относятся, например, вороны Одина – Хугин и Мунин. Эти создания свободно путешествуют по всему мифологическому пространству, но у них тоже есть своя «привязка», правда, исключительно эпонимического типа, – вороны связаны с Гримниром, и только с ним могут взаимодействовать напрямую.

Отдельную категорию составляют скандинавские существа с ярко выраженными хтоническими характеристиками. В первую очередь это, конечно, мировой змей Ёрмунганд, а также волк Фенрир – дети Локи. При этом Хель также справедливо отнести к хтоническим чудовищам, но она все же не попадает в категорию «скандинавские мифологически существа» элементарно потому, что это яркий эпоним, в мифах она выступает богиней мертвых и правительницей Хельхейма. Зато к данной категории скандинавских существ вполне можно отнести дракона по имени Нидхегг, что сторожит корни Мирового Древа.

Аналогии с другими культурами

Нужно отметить, что скандинавский бестиарий закономерно имеет вполне очевидные параллели с мифологиями многих народов мира. К примеру, в образе быстроногого скакуна Одина, которого зовут Слейпнир, трудно не узнать греческого Пегаса. С другой стороны, степень заимствования невозможно определить, точно также нельзя ответить на вопрос, – в какой культуре подобный образ появился раньше. Вполне возможно (хотя и маловероятно), что такие образы развивались параллельно и независимо.

Скандинавская мифология, существа которой всегда наделяются какими-то исключительными чертами, тяготеет к аллегории, метафоричности и образности, что опять же закономерно. К примеру, многие исследователи в образах Хугина и Минина склонны видеть олицетворение духовной и ментальной силы Одина. Другие утверждают, что вороны могут выступать двойственной аллегорией, олицетворяющей амбивалентную силу человеческого интеллекта.