Алексей Фролов - Энциклопедия древнескандинавской мифологии и культуры. Издание 1

Оказавшись дома у прославленного йотуна, Один по своему обыкновению представляется другим именем (он называется Гагнрадом, что в переводе с древнескандинавского означает «правящий победой»). Далее Один начинает спор с Вафтрудниром, причем первым вопросы задает турс, и когда он видит, что его неожиданный гость невероятно умен (великан не понимает, кто перед ним), он предлагает Одину задать свои вопросы. Ставкой в «споре мудрости» становится жизнь (ее назначает сам Вафтруднир уже после того, как осознает, что спор может быть интересным, Один соглашается).

В финале ас спрашивает у великана: «Что поведал Один сыну, когда тот на костре возлежал?» (очевидно, речь идет о погребении Бальдра). В этот момент Вафтруднир понимает, с кем затеял спор, он говорит, что ответ на этот вопрос знает только сам Один. И хотя в последней строфе песни «Речи Вафтруднира» великан, осознавая, что проиграл, называет себя обреченным, не известно, убил ли его Один, так как на этих словах турса песнь обрывается.

Между тем факт спора является лишь фабулой мифа, тогда как суть его заключается в передаче ряда мифологических сведений, которые идеально дополняют информацию, полученную читателем из предшествующих песен – «Прорицания Вельвы» (в первую очередь, так как в обоих случаях много места уделено Рагнареку) и «Речей Высокого». М. И. Стеблин-Каменский видит в «Речах Вафтруднира» мощный дидактический момент, воплощенный в простом мнемотехническом методе. Исследователь полагает, что песнь использовалась для посвящения жрецов, которым в форме «вопрос-ответ» передавались важные сведения. С другой стороны, неясно – как эти сведения воспринимали сами скандинавы, были ли это сугубо мифологические данные, либо за эффектными метафорами скрывалось нечто большее, возможно – некие эзотерические таинства.

Однако некоторые скандинавоведы (например, Л. Ессен и А. Хойслер) выдвигали противоположную теорию, утверждая, что песнь «Речи Вафтруднира» была создана в эпоху христианизации Скандинавии неизвестным исследователем-христианином, который предвосхитил Снорри Стурлусона в его изысканиях. В частности, Хойслер говорит, что христиане «потому и терпели» подобные произведения, что в них не было «практического язычества». Однако данную версию опровергает лингвистический анализ, согласно которому песнь «Речи Вафтруднира» была создана (как максимум!) в X веке, когда ни о какой христианизации не было и речи (об этом в своих комментариях к Эдде упоминает М. И. Стеблин-Каменский).

Именно поэтому, хотя великана Вафтруднира справедливо назвать «эпизодическим персонажем» в контексте всего комплекса эддических текстов, связанная с ним песнь из Старшей Эдды, по всей видимости, действительно имела важное ритуальное значение. Помимо собственно Codex Regius (и вышеозначенного упоминания в Эдде Стурлусона) несколько фрагментов «Речей Вафтруднира» присутствует в манускрипте АМ748. Эта песнь является настоящим кладезем информации по мифам Древней Скандинавии. Что же касается вероятности сокрытия в строках «Речей Вафтруднира» неких сведений ритуального характера, то на данный момент исследователям не удалось их обнаружить. Может статься – пока…

В древнескандинавской мифологии Гарм – хтоническое чудовище, огромный пес, скованный цепью в пещере Гнипахеллир, его лай возвестит о конце старого мира. Несмотря на эпичность образа, пес Гарм в эддических текстах упоминается всего несколько раз. В тексте «Старшей Эдды» Гарм встречается в двух эпизодах, впервые – в обширной части «Прорицание вельвы», где пророчица используется рефрен «Гарм лает громко у Гнипахеллира, привязь не выдержит, вырвется Жадный» при описании Рагнарека, а также событий, которые произойдут до и после финальной битвы асов и хтонических чудовищ.

После первой фразы «Гарм лает громко» вѐльва рассказывает о том, как Мидгард погрузиться в хаос, Хеймдаль вострубит в Гьяллархорн, а Один отправится за советом к голове Мимира. После повторения фразы следует описание наступления армий Хель и «сынов Муспелля» под предводительством Сурта на корабле Нагльфар, а также начало сражения между асами и их противниками. После того, как вѐльва повторяет фразу в третий раз, продолжается дальнейшее описание битвы на равнине Вигрид. После того, как фраза «Гарм лает громко» повторяется в четвертый раз, пророчица описывает мир, перерожденный после Рагнарека.

Второй эпизод «Старшей Эдды», предположительно связанный с Гармом, присутствует в тексте «Сны Бальдра» (этой песни нет в оригинальной рукописи, но ее традиционно включают в сборник поэтической Эдды). В первых же строфах песни при описании поездки Одина в Хельхейм есть следующие строки: «…встретил он пса, из Хель прибежавшего. У пса была грудь кровью покрыта, на отца колдовства долго он лаял». Прямого указания на то, что перед Одином предстал именно пес Гарм, в данном эпизоде нет. Данное предположение впервые выдвинул М. И. Стеблин-Каменский и на сегодняшний день эта позиция является общепринятой.

В тексте «Младшей Эдды» Стурлусона пес Гарм также встречается дважды. «Знакомство» с персонажем происходит в части «Видение Гюльви», где цитируется 44 строфа «Речей Гримнира» из «Старшей Эдды»: «Гарм – лучший пес». Данная формулировка довольно спорна сама по себе, особенно если учесть, что эти слова принадлежат Гримниру, то есть – Одину, который, зная о Рагнареке от вельвы, должен относиться к Гарму не самым доброжелательным образом.

Далее в «Видении Гюльви» Снорри Стурлусон пишет: «Тут вырывается на свободу пес Гарм, привязанный в пещере Гнипахеллир. Нет его опасней. Он вступает в бой с Тюром, и они поражают друг друга насмерть». Важно отметить, что Гарм освобождается от своих цепей уже после начала Рагнарека (которому предшествует освобождение Фенрира, пожравшего солнце). Он сражается с богом победы, Тюром, и убивает его, но сам гибнет от руки аса. Больше в эддических текстах нет никаких упоминаний о Гарме.

Генезис образа и распространенные заблуждения

Происхождение имени Гарм («garm» или «garmr» на древнеисландском, в Эддах встречаются оба варианта) не вполне очевидно. Значение имени пса дано в «Прорицании вельвы»: Гарм – значит «Жадный», но относительно происхождения самой словоформы среди лингвистов нет единого мнения. В частности, Л. Брюсе в своей работе «Смерть, война и жертва: исследование в контексте идеологии и практики» выводит довольно любопытную гипотезу, согласно которой у имен древнескандинавского Гарма и древнегреческого Кербера («Κέρβερος») один праиндоевропейский корень «*ger», что в переводе, по мнению Брюсе, означает «рычать».