Александр Ливергант - Викторианки

А может, виновата вовсе не Кассандра, и грустная правда в том, что жизнь создательницы «Мэнсфилд-парка» и «Чувства и чувствительности» столь неприметна, не богата событиями («образец счастливого безбрачия»), что и писать о такой жизни особенно нечего. То ли дело биография Сервантеса, Достоевского или Александра Солженицына»! В жизни Остен, в самом деле, почти нет беллетристики, в ней отсутствуют тайна рождения, пылкие страсти, странствия, загадочные повороты судьбы – все то, что делает жизнеописание занимательным, читается как приключенческий или детективный роман, на одном дыхании. «Биографии писателей стали интереснее их писаний», – с грустью замечает в своем дневнике в 1922 году Корней Чуковский [10] Чуковский К . Дневник 1901–1929. М., 1991. С. 212. – нет, это не про Джейн Остен.

Но бывают ли вообще неинтересные, невыразительные жизни? Тем более жизни людей талантливых, незаурядных? Если перефразировать название популярной у нас книжной серии, то можно было бы сказать, что невыразительны не замечательные люди, а их жизнь в описании ничем не замечательных биографов.

16 декабря 1775 года в семье бывшего выпускника Оксфорда, пастора Джорджа Остена и его жены Кассандры, урожденной Ли, за десять лет до того переехавших из Оксфорда в графство Гемпшир, в Стивентонский приход, появился седьмой, предпоследний ребенок – девочка Дженни.

Про детские годы будущей романистки много не скажешь. Любила, как и другие дети – пятеро братьев и сестра, – отца, человека доброжелательного и чадолюбивого. А также свою кормилицу с соседней фермы. Была неразлучна со старшей сестрой Кассандрой, названной, как и мать; миссис Остен говорила, что, если бы Кассандре отрубили голову, Джейн подставила бы под топор и свою. Когда немного подросла, вместе с матерью и сестрой шила, возилась на кухне, с отцом и братьями – в саду и в огороде. В георгианские времена приходскому священнику приходилось по совместительству быть еще и фермером. По воскресеньям в каменной церквушке XII века, неподалеку от пастората, Джордж Остен читал проповеди, а по будням помогал жене доить коров, столярничал, сажал цветы, корчевал деревья.

Побаивалась матери, женщины властной, энергичной, рачительной хозяйки, при этом литературно одаренной: Кассандра-старшая всю жизнь, даже в старости, пописывала стишки, в основном шуточные, развлекала ими за ужином мужа и детей. Пастор называл жену «моей управляющей», хотя управляющим у суровой супруги был скорее он сам, человек мягкий, покладистый, как теперь бы сказали, «неконфликтный».

С отцом Джейн была близка всю жизнь, делилась с ним, а не с матерью, как у дочерей водится, девичьими секретами. Начав писать, не скрывала от него своих литературных амбиций и пользовалась его столичными издательскими связями, которые он охотно ей предоставлял; тогдашняя «непрестижность», даже неприличность профессии литератора, тем более для женщины, его нисколько не смущала. Матери же сторонилась – и вывела в своих романах целую галерею черствых и нелепых матерей: миссис Дэшвуд («Чувство и чувствительность»), миссис Беннет («Гордость и предубеждение»), миссис Прайс («Мэнсфилд-парк»). Чтобы «почувствовать разницу» в отношении Джейн к отцу и к матери, вспомним чету Беннет из «Гордости и предубеждения». Он – насмешник, молчальник, книгочей, она – глупа, болтлива, самонадеянна.

В раннем детстве была рослой, краснощекой, мало говорила и очень робела. «Как следует подумает, прежде чем что-нибудь сказать, – вспоминал ее брат Генри, к которому Джейн в детстве, тем более во взрослые годы, была привязана больше, чем к другим братьям. – Будет подолгу молча на тебя смотреть, и если сказать нечего, то ничего и не скажет». И, в отличие от сестры, – чистосердечной и послушной. И при этом – опять же в отличие от Кассандры – несдержанной, упрямой; «властвовать собой», пишет Остен-Ли, Джейн, как и ее любимые героини, так и не выучилась, да и не считала нужным. Тут, впрочем, тоже имеются разночтения. Одни рисуют юную Джейн резкой, вспыльчивой, другие, наоборот, – спокойной, отрешенной, неразговорчивой – эдакой вещью в себе. «Чем лучше пишешь, тем меньше говоришь, – скажет про Джейн ее старший современник, писатель и журналист Уильям Коббетт. – Она была столь закрыта, что даже члены ее собственной семьи толком ее не знали». Наблюдение это относится, надо полагать, к более позднему времени: когда Джейн была ребенком, Коббетт, скорее всего, ее не видал.

Старшие братья, Джеймс и Генри, отправлены были по стопам отца в Оксфорд в колледж Святого Иоанна, где у Джеймса раскрылись недюжиные литературные способности. Будущий, как и отец, приходской священник, он еще в Оксфорде начал издаваться (стихи, эссе) и издавать сам. Выпускавшийся им при посредстве брата Генри сатирический журнал «Бездельник» („Loiterer“) прожил больше года, с начала 1789 до весны 1790-го, и печатался в Лондоне в типографии Томаса Эджертона. Со временем Эджертон будет печатать и его младшую сестру. Оба брата, опять же по стопам отца, приняли сан, Генри, правда, в отличие от Джеймса, прежде чем стать приходским священником, успел послужить в армии, сделаться банкиром, разбогатеть, а потом разориться.

Младших же, Фрэнсиса и Чарльза, Джордж Остен в приходские священники, как старших, не прочил и направил по совсем иной – военно-морской – стезе; братья уехали учиться в Портсмут, в морское училище с громким названием «Королевская академия мореплавания». Англии предстояли нелегкие времена – война с Наполеоном, и отвага и сноровка младших Остенов (оба дослужились до звания адмирала) придутся отечеству как нельзя кстати.

Для полноты картины скажем, что были у Джейн еще два брата: психически неполноценный Джордж и красавчик, баловень судьбы Эдвард. Эдварду повезло в жизни больше остальных Остенов: еще в детстве его усыновили богатые и бездетные родственники, чем обеспечили привольную, благополучную жизнь; в Годмершаме, его родовом поместье, Джейн, бедная родственница, часто подолгу гостила.

В отличие от братьев, Кассандра и Джейн, представительницы слабого пола, университетов не кончали, учили их не оксфордские профессора или просоленные морские волки, а – поначалу, во всяком случае, – миссис Остен. И не в сотнях миль от дома, в закрытом учебном заведении, а на домашней кухне. У матери сестры научились читать, писать, и, что для женщин в те времена было куда важнее, – готовить, вязать, вышивать. В вышивке крестом и украшении шляпок бумажными цветами у создательницы «Эммы» не было равных.

А вот столь насущному для юных дам из семей мелкопоместного дворянства искусству игры на фортепияно миссис Остен при всем желании научить дочерей не могла. И с этой целью было, во-первых, куплено пианино, а во-вторых, приглашен органист из Винчестерского собора, который разъезжал по окрестным деревням с уроками музыки. Он-то и привил Джейн вкус к игре на фортепиано и пению, а она передала эти навыки своим героиням. Многие из них поют – правда, не всегда очень умело. Элизабет Беннет становится стыдно за сестру Мэри, вызвавшуюся не от большого ума и большого самомнения спеть на балу: «Голос у нее был слабоват, а манера петь – жеманна и нарочита».