Лариса Хорева - Традиции мениппеи в литературе стран Латинской Америки и России

Одна из таких встреч заканчивается трагически: Хуан Пресиадо просыпается в могиле и становится одним из призраков, обреченных на вечное скитание по узким улицам заброшенной Комалы. В одной могиле вместе с Хуаном оказывается захороненным прах нищенки, умершей от голода. Она—то и рассказывает Хуану всю историю жизни Педро Парамо, связывая нити всех предшествующих историй, попутно знакомя Хуана с теми, кто лежит в соседних гробах и рассказывая ему истории их жизни и роль Педро Парамо в их судьбах. Жестокий диктатор Педро Парамо с юности проявляет черты деспота и самодура, получающего все, что ни пожелает. Единственным человеком, к которому он питает нежные чувства, становится его супруга Сусана, на которой он женится, убив ее отца и поставив ее в безвыходное положение. Однако Сусана вскоре умирает (рядом с ее могилой и находится последнее пристанище Хуана Пресиадо). Ее смерть становится ударом для Педро Парамо, который в итоге отказывается от своих богатств и, наполовину парализованный, ждет смерти, которая пришла к нему от руки одного из многочисленных незаконнорожденных сыновей, от руки которых он и погибает.

Таким предстает перед нами роман.

Исходя из характеристик, описанных в предыдущей главе, мы можем предельно точно представить себе жанр мениппеи, и его специфику. Однако, присущи ли вышеперечисленные признаки европейской мениппеи латиноамериканскому роману. Обратимся непосредственно к тексту романа Хуана Рульфо.

Первое, и, пожалуй, самое яркое отличие становится очевидным сразу после прочтения и соотнесения текста «Педро Парамо» и 14 признаков мениппеи по М. Бахтину – в романе Рульфо полностью отсутствует смеховое начало, которое так важно для мениппеи классической, ведь изначально этот жанр именовался менипповой сатирой. Несмотря на то, что мы имеем дело явно с карнавализованным жанром, смеховой компонент не является его составляющей, что сразу дает нам право говорить о различии между европейской классической мениппеей и его латиноамериканским аналогом. Говоря о втором признаке (абсолютной сюжетной свободе) мы должны признать, что здесь он присутствует в полном объеме. Город Комала, где происходит основное действие романа, не имеет никаких, совершенно никаких географических, исторических, биографических маркеров. Этот город находится вне времени, вне пространства, герои повествования находятся вне времени и вне пространства. Сюжетная свобода проявляется даже в том, что сюжета как такового, собственно говоря, нет. Перед нами переплетение потоков сознания, такого мощного и такого беспорядочного, что порой трудно бывает понять, кому принадлежит та или иная точка зрения, кто является субъектом речи в каждый конкретно взятый момент. Третий признак (сращенность сюжета с философской идеей и тема испытания) также очевидно присутствует в данном романе. Каждый персонаж этого романа проходит свое испытание. Каждый, перейдя в мир мертвых и бродя призраком по улочкам Комалы, должен ответить на вопрос, который мучил его на протяжении жизни. Кто-то несет свой крест до конца, как падре Рентериа и тот же самый Педро Парамо, кто-то, не выдержав, кончает жизнь самоубийством, как Эдувихес, кто-то сбегает из Комалы, как мать Хуана. Но каждый из них перед смертью рассказывает свою историю, основанную на собственных моральных принципах, так что дело читателя решать: какой же из представленных жизненных путей здесь имеет право на существование, кто же из героев выдержал свое испытание, кто проявил слабость.

4-ый признак (сочетание глубокой философской идеи и трущобного натурализма) мы также наблюдаем на всем протяжении текста романа.

«Тело женщины – прах земной, обросший коростою праха, – расплывалось, готовое обратиться в лужу грязи. Я плыл, захлебываясь в ее поту. У меня сперло дыхание. Воздуха не хватало. Я сделал усилие и выбрался из постели. Женщина спала. Дыхание клокотало у нее в горле, словно предсмертный хрип». 9 9 Хуан Рульфо «Педро Парамо. Равнина в огне». М.: АСТ, 2009., с. 54

В данном отрывке описываются физиологические отторгающие свойства тела (пот, короста и т.д.) вместе c настолько же неприятными явлениями природы (лужица грязи) для усиления эффекта неприятия этого мира и его героев со стороны читателя. Персонажи «мертвеют» на глазах, т. е читатель осознает, что женщина мертва не сразу, а по мере чтения, и эффект осознания этого усиливается подобным описанием.

5-ый признак (притчевый характер повествования) также представлен довольно ярко и очевидно, за одним исключением. Если в притче мы наблюдаем четкую маркированность персонажей на положительных и отрицательных, то здесь в финале романа возникает вопрос: является ли Педро Парамо настолько отрицательным персонажем, каким его представляют нам жители Комалы. Да, он не гнушается никакими средствами для достижения цели, Да, он не знает жалости и милосердия, вообще не знаком с этими понятиями. Да, он стал убийцей, прямым или косвенным, огромного числа людей, живущих по соседству с ним. Но он не отрицает этого. И как ни странно бы это ни звучало, его жестокость становится той скрепой, которая держит весь город на плаву. После смерти кровавого Педро Парамо весь город исчез, все жители вымерли, жизнь остановилась. Этот вопрос не дает покоя и некоторым жителям городка, которые помимо ненависти к Педро Парамо, испытывают чувство некоторого благоговения перед его хозяйственной хваткой, способности решать дела и принимать решения¸ порой циничные, но спасающие существующий мир.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Александров, Н.: «Я леплю из пластилина…» Заметки в современном рассказе. Дружба народов 9, 1995, с. 130.

Померанц, Г.: Тень Венички Ерофеева. Литературная газета 8, 1995, с. 5.

Эссе как жанр зародился на Востоке. Японские писатели говорили о необходимости следовать за кистью для рождения настоящего литературного произведения. Цит. Померанц Г. Тень Венички Ерофеева. Литературная газета, 8., 1995.

Курчаткин, А:. Вперед, к детективу и триллеру. Литературная газета 26, 1995, с. 4.

Бахтин М. М. / Проблемы поэтики Достоевского, 1929. М., 1979.

Липовецкий М. Н. Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики): Монография / Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 1997. 317 с.