Юрий Сапрыкин - Полка. О главных книгах русской литературы

«Письма русского путешественника» – как раз тот текст, без которого представление о русском сентиментализме невозможно. Это текст от лица сентименталиста-исследователя, в нём буквально проговорены те основания, на которых Карамзин создаёт новую русскую литературу как европейскую. По словам Андрея Зорина, «Письма» «стали для русского читателя в столицах и провинции беспрецедентным источником новых эмоциональных матриц» [112] Зорин А. Л. Указ. соч. C. 45. . Опыт, полученный Карамзиным в заграничном путешествии, позволил ему создать и «Бедную Лизу», которую нужно воспринимать уже в этом новом эмоциональном контексте – как ярчайшее его выражение, краткий манифест, оказавший воздействие на целое поколение.

Если о «Бедной Лизе» обычно говорят, что она начинает русскую прозу (при этом в расчёт не принимаются ни романы и повести русского классицизма, ни тем более древнерусская литература), то карамзинская работа в целом заслуживает у филологов ещё более высокой оценки: его называют иногда реформатором, а иногда и основоположником русского литературного языка – хотя гораздо чаще ту же роль отводят Пушкину. Что же лежит в основе этой оценки?

Прежде всего это разнообразие задач, которые Карамзин решал. Ещё убеждённый поклонник Карамзина Пётр Шаликов отмечал, что « Марфа посадница написана совсем иным образом, нежели бедная Лиза; бедная Лиза совсем иным образом, нежели Наталья, боярская дочь; Наталья, боярская дочь совсем иным образом, нежели Юлия »; к этому списку можно прибавить и «Письма русского путешественника», вводящие в русскую прозу новейшие западноевропейские реалии, и, конечно, «Историю государства Российского», утверждающую древность и благородство страны: «Оказывается, у меня есть Отечество!» – легендарное восклицание Фёдора Толстого-Американца [113] Граф Фёдор Иванович Толстой по прозвищу Американец (1782–1846) – военный, путешественник. В 1803 году отправился в кругосветное плавание с капитаном Крузенштерном, однако из-за хулиганских выходок был высажен на берег на Камчатке и должен был возвращаться в Петербург самостоятельно. Путешествию по Русской Америке – Камчатке и Алеутским островам – Толстой обязан своим прозвищем. Участвовал в Русско-шведской войне, Отечественной войне 1812 года, после войны поселился в Москве. Толстой был известен своей любовью к дуэлям и карточным играм, женился на танцовщице-цыганке, от которой у него было двенадцать детей (пережила его только одна дочь). В старости Толстой стал набожным и считал смерть детей наказанием за одиннадцать человек, убитых им на дуэлях. , прочитавшего очередной том «Истории». Такая реакция возможна потому, что Карамзин изложил русскую историю не только с максимально возможной в его время достоверностью, но и современным для его читателей языком, совсем не похожим ни на древнерусские летописи, ни на труды Ломоносова и Татищева [114] Василий Никитич Татищев (1686–1750) – русский историк, географ, экономист, инженер. Один из сподвижников Петра I, автор первого крупного научного труда по русской истории «История Российская» (издана посмертно), первый публикатор «Русской правды» и «Судебника» Ивана Грозного. Фактический основоположник геодезии в России, основатель Екатеринбурга, Перми, Ставрополя (ныне Тольятти). Проводил религиозные репрессии на Урале; в 1745-м, при Елизавете Петровне, попал в опалу, снятую буквально за день до его смерти. , которые в начале XIX века уже воспринимаются как архаика. Пушкин, оканчивая «Бориса Годунова» – произведение, в котором художественный подход к истории принципиально нов по сравнению, например, с историческими драмами Сумарокова и Княжнина [115] Яков Борисович Княжнин (1740–1791) – драматург, один из самых популярных в России XVIII века. Дебютировал в 1769 году трагедией «Дидона», снискавшей одобрение Екатерины II. Весьма вольно пользовался в собственных комедиях текстами французских и итальянских драматургов; после личной ссоры молодой Иван Крылов в комедии «Проказники» изобразил Княжнина под именем Рифмокрад; с лёгкой руки Пушкина к Княжнину приклеился эпитет «переимчивый»; Пушкину же принадлежат слова о том, что «Княжнин умер под розгами» – имелась в виду кара, которая могла грозить драматургу после его последней и лучшей, но политически небезопасной пьесы «Вадим Новгородский». На самом деле Княжнин, судя по всему, умер от простуды и опалы избежал, но тираж «Вадима Новгородского» был уничтожен. Княжнин был зятем Александра Сумарокова. , – посвящает «драгоценной для россиян памяти Николая Михайловича Карамзина сей труд, гением его вдохновенный».

Благозвучность карамзинской прозы отмечали современники – как старшие («Пой, Карамзин! И в прозе / Глас слышен соловьин» – Державин), так и младшие («Карамзин открыл тайну в прямом значении – ясности, изящества и точности» – Жуковский). Здесь, конечно, сказывается параллельная поэтическая карьера Карамзина: исследователи «Бедной Лизы» указывают на множество поэтических элементов, ритмических повторов в тексте. Но дело не только в поэтичности. Карамзин отказывается от традиционного тяжеловесного стиля русской книжности XVIII века – стиля, зависящего от античных и церковнославянских образцов, иногда даже на уровне синтаксиса. Одновременно он заимствует синтаксические обороты и корни из современных европейских языков. Литературные противники Карамзина, во главе которых стоял фактический руководитель общества «Беседа любителей русского слова» Александр Шишков, упрекали Карамзина и его последователей (в XX веке Юрий Тынянов назовёт их карамзинистами) в офранцуживании языка. Убеждённый архаист поэт Семён Бобров выводит сатирическую фигуру Галлорусса [116] Галлы – одни из предков французов; в обиходе XVIII–XIX веков французов часто называли галлами, а любовь ко всему французскому до сих пор именуется галломанией. , который выражает свои мысли «против свойства истинного языка». Карамзин, в свою очередь, противоречит классицистам-академистам – на выступлении в Академии наук в 1818 году он говорит:

Главным делом вашим было и будет систематическое образование языка: непосредственное же его обогащение зависит от успехов общежития и словесности, от дарования писателей, а дарования – единственно от судьбы и природы. Слова не изобретаются академиями: они рождаются вместе с мыслями или в употреблении языка, или в произведениях таланта, как счастливое вдохновение. Сии новые, мыслию одушевлённые слова входят в язык самовластно, украшают, обогащают его, без всякого учёного законодательства с нашей стороны: мы не даём, а принимаем их. Самые правила языка не изобретаются, а в нём уже существуют: надобно только открыть или показать оные.