Сборник - Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 1

Дыхание моих братьев, спавших вокруг меня, напоминало сон могучего моря на пляже. Но неистощимый и брызжущий энтузиазм зари не удерживался более в горах, так как ночь всюду переполнила меру героических ароматов и соков. Паоло Буцци, внезапно разбуженный этим приливом бреда, скорчился.

– Слышите ли вы рыдания земли? Она агонизирует в ужасе света!.. Слишком много солнц наклонились над её синим изголовьем! Предоставьте ей спать, ещё, всегда!.. Дайте мне облаков, чтобы спрятать её глаза и плачущий рот!..

При этих словах солнце протянуло нам с края горизонта свой огненный маховик, красный и дрожащий.

– Вставай, Паоло! – воскликнул я. – Хватай это колесо!.. Я посвящаю тебя в шофёры мира! Но, увы! Нам не справиться с великой работой будущего Рельса!.. Наше сердце ещё полно нечистым хламом: павлиньими хвостами, яркими флюгерными петухами и красивыми надушенными платками!.. И мы ещё не выгнали из нашего мозга унылых муравьёв мудрости… Нам нужно сумасшедших!.. Пойдём, освободим их!..

Мы приближались к стенам, пронизанным солнечной радостью по зловещей долине, где тридцать металлических журавлей поднимали, скрежеща, вагонетки, наполненные дымящимся бельём, нелепую стирку этих Чистых, очистившихся от всякой логики.

Двое психиатров появились на пороге с категорическим видом; но так как у меня не было в руках ничего, кроме ослепительного фонаря автомобиля, то я уложил их замертво его медной ручкой.

Огромные двери распахнулись, сумасшедшие, растрёпанные и полунагие, хлынули тысячами, потоком… достаточно, чтобы обновить и нарумянить сморщенный лик земли.

Одни желали немедленно помахивать сверкающими колокольнями вместо тросточек слоновой кости, другие играли в серсо куполами! Женщины расчёсывали свои далёкие облачные шевелюры отточенными зубцами созвездия.

– О, сумасшедшие, о, мои возлюбленные братья, следуйте за мною! Мы идём заложить Рельс на вершинах всех гор, до самого моря!.. Сколько вас?.. Три тысячи!.. Недостаточно!.. Впрочем, скука и однообразие скоро истощат ваш прекрасный порыв!.. Идём посоветоваться с хищными животными зверинцев, расположившихся у ворот Столицы!.. Только они живые, только они вырванные с корнем и наименее растительные!.. Вперёд!.. В Подагру!.. В Подагру!..

И мы – грозный прорыв шлюза – тронулись в путь…

Армия безумия металась с равнины на равнину, разливаясь по ущельям, взбираясь на вершины, с фатальным, лёгким порывом жидкости в огромных сообщающихся сосудах и, наконец, принялась бомбардировать криками, лбами и кулаками стены Подагры, звеневшей, как колокол.

Сторожа были опьянены, убиты или истоптаны, и жестикулирующий прилив наводнил огромный грязный коридор зверинца, клетки которого с их решётками, наполненные танцующими гривами, мелькали в парах дикой мощи, и раскачивались легче, чем клетки чижиков, на руках сумасшедших.

Царство львов тотчас возродило столицу. Восстание грив и огромное усилие крупов, действовавших как рычаги, взяли формы фасадов!.. Их сила, сила потока, разрывавшая мостовую, превратила улицы в тоннели с разбитыми сводами… Вся хилая растительность обитателей Подагры была втоптана в печь. Дома, переполненные этими воющими сучьями, дрожали под ливнем ужаса, решетившего крыши.

С неожиданными порывами и шутками клоунов сумасшедшие вскакивали на прекрасные равнодушные крупы львов, которые не чувствовали их… И странные всадники радовались мирным ударам хвоста, то и дело сбивавшим их… Вдруг львы остановились, сумасшедшие умолкали перед стенами, которые не шевелились более…

– Старики умерли! Молодые бежали!.. Тем лучше!.. Живо!.. Вырывайте статуи и громоотводы!.. Опорожним сундуки с золотом!.. Слитки и монета!.. Пусть перельют все драгоценные металлы для закладки великого военного Рельса!..

Отправились жестикулирующие сумасшедшие, львы, тигры и пантеры, то и дело сбрасывающие своих всадников, которые обнажаются, коченеют, развинчиваются в растрёпанности опьянения… Подагра превратилась в огромный погреб, полный крепкого вина, которое клубилось шаровидными струями, устремляясь к воротам со звонкими подъёмными мостами, дрожащим воронкам.

Мы миновали развалины Европы и вступили в Азию, разбрасывая на далёкое расстояние терроризированные орды Подагры и Паралича, как торопящиеся севцы разбрасывают круговым жестом свои зёрна.

Это было в высокую ночь, почти в небе, на персидском плоскогорье, величественном алтаре мира, неизмеримые ступени которого несут многолюдные города. Выстроившись без конца вдоль Рельсового пути, мы задыхались над тиглями с алюминием, баритом и марганцем, которые то и дело пугали облака своим ослепительным взрывом. Все под охраной величественного круга львов с неподвижными хвостами, падающими до земли гривами, дырявивших глубокое и чёрное небо круглым и ясным рыканием.

Но блестящая и тёплая улыбка луны медленно выползла из-за растрескавшихся облаков… И когда она появилась, наконец, вся сочащаяся опьяняющим молоком акаций, сумасшедшие почувствовали, что их сердца вырываются из груди и поднимаются на поверхность жидкой ночи…

Вдруг громкий крик разодрал воздух; распространился слух; сбежались… Молоденький сумасшедший с глазами девственницы только что упал, поражённый молнией, на Рельсы.

Его труп быстро подняли. Он держал в руках белый и желающий цветок, пестик которого двигался как язык женщины. Некоторые желали дотронуться до него, и это было плохо, так как немедленно, с лёгкостью зари, распространяющейся на море, рыдающая зелень чудесно выделилась из земли, подёрнувшейся неожиданными волнами.

Из голубоватой зыби лугов туманно выступали шевелюры бесчисленных плавательниц, которые, вздыхая, раскрывали лепестки своего рта и своих влажных глаз. Тогда, в наводнении благоуханий, мы увидели, что вокруг нас мало-помалу вырастает сказочный лес, сводистая листва которого казалась истощённой ласками чересчур медленного ветерка. Тут носилась горькая нежность… Соловьи впивали душистую тень с долгим бульканьем удовольствия, и то и дело заливались смехом в уголках, играя в прятки, как лукавые и шаловливые дети… Сладкий сон овладевал армией сумасшедших, которые принялись кричать от ужаса.

Хищные звери тотчас бросились к ним на помощь. Трижды сплотившись в прыгающие клубки, изгибаясь в приступах взрывающего бешенства, тигры бросались на невидимых призраков, которыми кишела чаща этого леса наслаждений… Наконец, брешь была сделана, громадная судорога омертвевших листьев, при протяжных стонах, будивших отдалённые, болтливые эхо, гнездившиеся в горе. Но пока мы все, бок о бок, с остервенением старались освободить наши руки и ноги от последних ласковых лиан, мы внезапно почувствовали телесную луну, луну с прекрасными тёплыми бёдрами, томно покоившуюся на наших хребтах, разбитых усталостью. Кто-то крикнул в воздушной пустыне высоких плоскогорий: