Анатолий Контуш - Искусство читать книги. Записки путешественника

Все получилось само по себе.

Первые три тома я прочел, как всегда, где и когда придется, особенно ни о чем не заботясь. Четвертый том я начал как раз перед отъездом в Париж, и мне пришлось взять книгу с собой. Поселившись в однокомнатной квартирке на улице Флерюс, я ходил на работу через Латинский квартал, а по выходным сидел с книжкой в Люксембургском саду, наблюдая, как аккуратно одетые мальчики и девочки запускают разноцветные корабли в круглом фонтане перед зданием сената. Но стоило мне опустить взгляд на страницу, как перед глазами оказывался двухэтажный дом на улице Плюме, когда‐то называвшейся Бломе, который через глухой проход, заканчивавшийся потайной калиткой, выходил на Вавилонскую улицу. Совсем рядом возвышались роскошные особняки улицы Варенн, сияющий купол Дома инвалидов, гордый фронтон Палаты депутатов, и Жан Вальжан, взяв под руку Козетту, выходил из дома, пересекал Сен‐Жерменское предместье и углублялся в аллеи Люксембургского сада.

Я работал в больнице Сальпетриер и каждый день по нескольку раз проходил через больничный парк с высокими каштанами, аккуратно подстриженными липами и величественной часовней посередине. В парке было тихо, и после работы я иногда оставался почитать на скамейке возле старого здания почты. Солнце садилось, желтые стены часовни становились оранжевыми, и Гаврош бродил в пустынных местах за больницей, где можно было рассчитывать на удачу.

В свободное время я много гулял по городу от Орлеанских ворот до Монмартра, то и дело забредая куда‐то послушать музыку. В одно из воскресений я оказался на Монмартрской арене, где только начался концерт старинного фольклора. На полукруглой сцене музыканты выводили причудливые мелодии в замысловатых ритмах, и сидящие на каменных ступенях зрители хлопали в такт музыке под ясным июльским небом.

– Qu’est‐ce que ce, cette musique? 2 2 Что это за музыка? (франц.). – спросил я, обернувшись, свою миловидную соседку.

Через час, быстро перейдя на «ты», мы уже сидели за бокалом вина у входа в кафе на северном склоне холма, а когда наконец попрощались у входа в метро, ты спросила «As‐tu quelque chose pour écrire? 3 3 У тебя есть, чем писать? (франц.). » и записала свой номер телефона в мою записную книжку после того, как я достал ручку из кармана. Раздумывая о том, как любопытно порой устроена жизнь, я пешком спустился к Сене, достал из рюкзака увесистый том и нашел пустую скамейку: для чтения книг, как и для их сочинительства, нужно одиночество, чтобы никто не мог помешать оказаться в толпе персонажей. Совсем недалеко отсюда, на правом берегу, юная Козетта случайно взглянула на себя в зеркало и изумилась: ей почти показалось, что она хорошенькая. Прошло несколько дней, и Мариус наконец увидел ее, сидя на скамье в одной из малолюдных аллей.

Я позвонил тебе ближе к выходным, и мы договорились встретиться в Тюильри возле фонтана в субботу. Вечер был жарким, и мы прошлись по безлюдной набережной, посидели в кафе и послушали джаз в «Таверне де Клюни». Белое платье тебе очень шло, и с немного подкрашенными губами ты выглядела просто красавицей. Было около полуночи, когда мы попрощались у метро «Конкорд»; я вернулся к себе, выпил еще бокал розового и забрался в постель, чтобы немного почитать. Козетта уже овладела искусством одеваться, тайной шляпки, платья, накидки, ботинок, манжеток, материи и цвета к лицу – тем искусством, которое делает парижанку столь очаровательной, столь загадочной и столь опасной. Она стала одной из самых красивых женщин Парижа, и Мариус часто провожал ее домой на Западную улицу.

В следующий раз мы встретились на станции в Медоне, поднялись к обсерватории и прогулялись по широкой террасе вдоль ограды над склоном, глядя, как вдали над городом бесшумно плывет воздушный шар, заслоняя собой крошечную Эйфелеву башню.

– J’habite pas loin d’ici 4 4 Я живу недалеко отсюда (франц.) . , – сказала ты на прощание, указав рукой куда‐то на восток.

Всю дорогу назад я читал, сидя у окна электрички. Мариус незаметно проник в сад Козетты, нажав на один из прутьев ветхой решетки, который шатался в своем проржавленном гнезде. Движимые одной мыслью, увлекаемые электрическими токами, которые держат влюбленных в непрерывном общении, Мариус и Козетта, упоенные страстью, упали в объятия друг друга, не замечая, что уста их слились в тишине, тогда как их восторженные и полные слез взоры созерцали звезды.

Когда я наконец остался у тебя ночевать, мне было не до чтения, но вечером следующего дня, вернувшись домой, я переоделся, сделал кофе и уселся с книгой на балконе. Пока Жан Вальжан, в рабочей куртке и в серых холщовых штанах, сидел на одном из пустынных откосов Марсова поля, Мариус снова раздвинул решетку и устремился в сад, но Козетты не было на том месте, где она обычно его ожидала. Со своего балкона я отчетливо видел, как Мариус поднял глаза и наконец заметил, что ставни во всем доме закрыты. Он обошел сад – в саду никого. «Козетта!» – крикнул он. Никто не откликнулся. Все было кончено. Никого в саду, никого в доме.

Мы встречались все лето, и я был так занят тобой, что никак не мог найти время для чтения, но когда началась осень, ты почему‐то погрустнела и стала появляться все реже. В один из сентябрьских дней мы выбрались на пикник у восточной оконечности острова Сен‐Луи, там, где течение вонзалось в скалы, напоминая морской прибой, и я взял книгу с собой. Мы посидели у воды, съели сыр и выпили бутылку вина, а потом молча поднялись в пустой сквер, уже закрытый для прохожих, и перелезли через забор у автобусной остановки.

– Je m’en vais, – сказала ты. – Ne m’accompagnes pas 5 5 Я ухожу. Не провожай меня ( франц .). .

И пошла к автобусу, немного пригнувшись, как от удара, и медленно переступая ногами в босоножках, похожих на детские. Я долго стоял, глядя тебе вслед, а когда ты исчезла за поворотом, развернулся и пошел к мосту.

На левом берегу было много полиции и остро пахло слезоточивым газом. Чтобы немного отвлечься, я спустился к реке, сел под деревом и открыл книгу. На улице Сен‐Пьер‐Монмартр люди с засученными рукавами уже несли черное знамя, на котором белыми буквами были начертаны слова «Республика или смерть!», и я увязался за ними, несмотря на чувство опасности, витавшее в воздухе. На моих глазах двадцать семь баррикад выросли точно из‐под земли меньше чем за час в одном только квартале рынков. Мне удалось внимательно рассмотреть баррикаду на улице Шанврери, которая была построена с таким расчетом, чтобы сражавшиеся могли взбираться на верхушку при помощи четырех рядов камней, положенных один на другой. Вскоре наступила ночь, и пятьдесят человек, оставшихся на баррикаде, замерли в ожидании атаки пятидесяти тысяч солдат правительственных войск.