Майя Волчкевич - «Три сестры». Драма мечтаний

Мечтание Прозорова выдает в нём натуру незаурядную, деятельную и глубоко неудовлетворенную той судьбой, что выпала ему самому. По сути, в своих детях Прозоров решил воплотить, как выражаются сегодня, некий масштабный проект. Проект воспитания и образования особенных людей.

Какими же знаниями должны были овладеть дети Прозорова по представлению отца? В этой домашней системе образования, судя по всему, предпочтение отдавалась гуманитарным предметам. Особенно иностранным языкам. Благодаря отцу Андрей и сёстры знают французский, немецкий и английский языки, а Ирина «еще и итальянский» .

Кроме того, Маша блестяще (как уверяют те, кто слышал её игру), музицирует на рояле, а Андрей играет на скрипке. И при этом ни один из детей Прозорова не знает определенно, зачем отец обучал всему этому и чего он хотел достичь такой методой.

Конечно, дети Прозорова посещали классическую гимназию.

Только её окончание давало право Ольге преподавать в гимназии, а Андрею – поступить в университет. Упоминается в пьесе, что Кулыгин был гимназическим учителем Маши.

В 1871 году министром просвещения России была проведена реформа среднего образования с целью сделать мужские гимназии прежде всего классическими, где упор делался на изучение древних языков. Латинскому языку отводилось наибольшее количество часов в неделю. Изучался греческий язык. Причем количество часов, отведенных на эти языки, было гораздо большим, чем на французский и немецкий. Латынь преподавалась и в женских гимназиях (кроме так называемых «Мариинских«).

О строгих учителях – латинистах, об изнуряющих переводных и выпускных экзаменах, страхе перед провалом вспоминали все, чьи гимназические годы выпали на вторую половину ХIХ – начало ХХ века. Автор «Трёх сестёр», ученик таганрогской гимназии, в пятом классе «завалил» переэкзаменовку по греческому языку и был оставлен на второй год.

Неслучайно чеховский Беликов, «человек в футляре», наводящий тоску и страх на целых город своим «как бы чего не вышло» – учитель греческого. Преподаватель «мертвых» языков и Кулыгин, муж Маши.

Таким образом, кроме гимназии с её строжайшей программой, Ольга, Маша, Ирина и Андрей Прозоровы должны были учиться и дома. Причем их «учитель» явно был человеком ревностным и не ведающим снисхождения. Отчитавшись Вершинину о том, сколько языков они знают благодаря отцу, Андрей со вздохом добавляет: «Но чего это стоило!» Ольга говорит, что отец приучил детей вставать в семь часов и даже сейчас Ирина просыпается в это время и, по крайней мере, два часа лежит и о чём-то думает.

В русской литературе не так уж много примеров, когда бы отец занимался воспитанием и образованием своих отпрысков.

В романе «Война и мир» старый князь Николай Болконский верит, «что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум». Он сам ведает воспитанием своей дочери. Несмотря на то, что в начале романа княжне Марье уже двадцать лет, отец не только дает ей уроки алгебры и геометрии, но и ранжирует всю её жизнь по часам.

Занятия старого князя и его дочери выразительно представлены в сцене урока: «Княжна испуганно взглядывала на близко от неё блестящие глаза отца; красные пятна переливались по её лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу. Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью».

Болконский расписывает не только учебу, но и все занятия своей дочери. Так, в двенадцать часов дня предписывалась обязательная игра на клавикордах. Упомянуто, что к инструменту княжна Марья пошла «с испуганным видом».

Герой романа Тургенева «Дворянское гнездо», Лаврецкий, англоман и оригинал, решает сделать из своего двенадцатилетнего сына «человека» и «спартанца». «Исполнение своего намерения Иван Петрович начал с того, что одел сына по-шотландски: двенадцатилетний малый стал ходить с обнаженными икрами и с петушьим пером на окладном картузе; шведку заменил молодой швейцарец, изучивший гимнастику до совершенства; музыку, как занятие недостойное мужчины, изгнали навсегда; естественные науки, международное право, математика, столярное ремесло, по совету Жан-Жака Руссо, и геральдика, для поддержания рыцарских чувств, – вот чем должен был заниматься будущий «человек»; его будили в четыре часа утра, тотчас окачивали холодною водой и заставляли бегать вокруг высокого столба на веревке; ел он раз в день по одному блюду, ездил верхом, стрелял из арбалета; при всяком удобном случае упражнялся, по примеру родителя, в твердости воли и каждый вечер вносил в особую книгу отчет прошедшего дня и свои впечатления; а Иван Петрович, с своей стороны, писал ему наставления по-французски, в которых он называл его mon fils {мой сын (франц.).} и говорил ему vous {вы (франц.)}. По-русски Федя говорил отцу: «ты», но в его присутствии не смел садиться».

Тургенев пишет, что такая «система» сбила с толку мальчика, поселила путаницу в его голове, притиснула его. Младший Лаврецкий боится своего отца, как и княжна Марья чувствует неизменный страх перед родительской методой. Федор Лаврецкий и княжна Марья настолько «притиснуты» своими родителями, что оказываются отделенными от своих сверстников, чуждыми обыкновенной жизни своего сословия. Оба ощущают себя чудаками, жертвами капризной воли. Тем более, что они лишены материнской любви.

Однако в обоих романах речь идет о домашнем, «усадебном» воспитании молодого аристократа и аристократки первой половины ХIХ века. Детство, проведенное в дворянском гнезде, особенно, если его хозяева, как старик Болконский или Иван Лаврецкий, предпочитали не знаться с соседями, способствовало искусственному уединению детей и располагало к необыкновенным методам образования.

Отрочество молодых Прозоровых пришлось на совсем иное время – конец ХIХ века. Они росли в столичном, затем в губернском городе. Посещали гимназию, в доме бывали гости, сослуживцы отца. Да и принадлежали они совсем иной социальной среде. Кроме того, Лаврецкий и Болконский не обременены каждодневной службой. Тогда как Прозоров по роду деятельности должен был проводить большую часть времени на плацу или в казармах. Однако это ничуть не помешало ему отдаться причудливому взращиванию своих детей. В частности, в пьесе не упоминаются гувернантки, неизбежная фигура в семействах, где растут дочери. Тем более, что они потеряли мать.