Валерий Севумян - По следам «Персидских мотивов» Сергея Есенина

В середине сентября Сергей Есенин вернулся в Москву. На следующий день после возвращения он выступил в Политехническом музее на «Вечере имажинистов». В октябре подготовил к продаже второй сборник стихов имажинистов. В ночь с 18-го на 19 октября был арестован органами ВЧК на квартире Александра (Сандро) и Рубена Кусиковых вместе с ними по анонимному доносу. Пришел к своему другу А. Кусикову, а там чекисты. Они интересовались братом Сандро – Рубеном, который одно время служил в Белой армии. Но, как потом выяснилось, не по своей воле – мобилизовали. Пока же, на всякий случай «загребли» всех троих. Есенин провел в «Бутырке» семь суток, а 25 октября был освобожден из тюрьмы ВЧК под поручительство Якова Блюмкина, который помог вытащить из тюрьмы и братьев Кусиковых.

В ноябре Есенин написал поэму «Исповедь хулигана», в декабре вышел коллективный сборник «Имажинисты» с поэмой «Сорокоуст», поэт неоднократно выступал на литературных вечерах в Политехническом музее. В этот период Есенин знакомится с Галиной Бениславской – женщиной незаурядной и неординарной судьбы. Она станет для него верным другом, ангелом-хранителем и помощником в издательских делах.

Уделим немного внимания этой женщине, тем более, что мы не раз встретимся с ней на страницах этой книги. Галина Артуровна Бениславская была дочерью француза и грузинки (франко-грузинская кровь, и это уже не так просто!). Её родители рано расстались. Мать заболела психически, и девочку удочерили родственники. Приемный отец Артур Бениславский очень любил Галю и окружил ее заботой и вниманием. Галина окончила с золотой медалью Преображенскую гимназию, училась в Харьковском университете, но война прервала ее образование. Галина была начитанна, хорошо разбиралась в литературе, в поэзии. Была недурна собой – стройная, привлекательная, зеленоглазая брюнетка с двумя длинными косами, всегда хорошо одетая. Частенько заглядывала в литературное кафе «Стойло Пегаса». На одном из вечеров, в ноябре 1920 года, в Большом зале консерватории, где состоялся литературный «Суд над имажинистами», она увидела Есенина. Вот как она написала об этом в своих воспоминаниях:

«Он весь стихия, озорная, непокорная, безудержная стихия, не только в стихах, а в каждом движении, отражающем движение стиха. Гибкий, буйный, как ветер, с которым он говорит, да нет, что ветер, ветру бы у Есенина призанять удали. Где он, где его стихи и где его буйная удаль – разве можно отделить. Все это слилось в безудержную стремительность, и захватывает, пожалуй, не так стихи, как эта стихийность…»

Стихи Есенина очаровали Бениславскую, и сам поэт околдовал ее. Она влюбилась в него и написала в своих воспоминаниях: «…на что угодно для него пойду». Галина не изменила своим принципам, сыграв большую и благородную роль в жизни Сергея Есенина. Это была единственная женщина, которая имела влияние на поэта. И он не только прислушивался к ее словам и советам, но и всецело доверял ей свои дела, в том числе литературные и даже финансовые. Она вела всю его переписку, все переговоры с издателями. Для Есенина ходить по редакциям, и устраивать свои дела по добыванию денег было мучительно трудно. Значительную часть этой тяжелой и изнурительной работы взяла на себя Галина Бениславская. Она вместо Есенина ходила по редакциям и выбивала полагавшиеся ему гонорары. Не думаю, что это было легко ей делать, но делала ради Есенина. «Сколько у нее было любви, силы, уменья казаться спокойной, – вспоминает Августа Миклашевская. – Она находила в себе силу устранить себя и сейчас же появляться, если с Есениным стряслась какая-нибудь беда. Когда он пропадал, она умела находить его. Каждый раз, встречаясь с Галей, я восхищалась ее внутренней силой, душевной красотой. Поражала ее огромная любовь к Есенину, которая могла так много вынести, если это нужно было ему».

Сергей Есенин и Анатолий Мариенгоф. 1920 год. Москва.

Политехнический музей в Москве. Здесь в начале ХХ века с трибуны Большой аудитории звучали голоса С. Есенина, В. Маяковского, А. Блока, В. Хлебникова…, а в середине ХХ столетия, в период «хрущевской оттепели», на поэтические вечера собирались полные залы, чтобы послушать стихи молодых поэтов: Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Р. Рождественского, Б. Окуджавы, Б. Ахмадулиной…

После пребывания на Кавказе Есенин стал планировать поездку в Туркестан. Помимо желания взглянуть на Восток, он намеревался встретиться со своим другом, поэтом Александром Ширяевцем, с которым никогда не виделся, но переписывался с января 1915 года. «Когда я встречался в 1917 году с С. Есениным, – вспоминал критик В. Львов-Рогачевский, – он каждый раз с юношеским увлечением говорил о Ширяевце, с которым состоял в переписке. Он давал просматривать мне его рукописи, многие стихи своего друга тут же на память читал своим певучим голосом, говоря: «Его надо непременно перетащить в Москву из Азии. Он там задыхается».

Осуществить свой замысел Есенин смог только в мае 1921 года, когда узнал, что Г. Колобова командируют по служебным делам в Среднюю Азию. В то время поэт работал над поэмой «Пугачев» и собирался поехать в киргизские степи и на Волгу, чтобы «пройтись» по тому историческому пути, который проделал Пугачев, двигаясь на Москву, а затем побывать в Туркестане, который, по его словам, давно уже его к себе манит.

Ехал он вместе со своим другом Колобовым, в его вагоне, в котором они жили во время пребывания в Ташкенте и в Самарканде. Ехали через Самару, Поволжье, где царили разруха и страшный голод, и где жизнь буквально вымерла. Люди покидали свои места и устремлялись на юг в надежде на спасение.

Г. Колобов и С. Есенин. 1921 год.

Приезд С. Есенина в Ташкент совпал с мусульманским праздником уразы, здесь поэт впервые почувствовал дух и атмосферу Востока. С первых же дней он окунулся в жизнь города, с которой ознакомил его друг Саша Абрамов, публиковавший свои стихи в столичной прессе за подписью А. Ширяевец. Сергея Есенина удивил шумный и красочный Ташкент, поразило необычайно синее небо, оглушили крики ишаков и верблюдов, разноцветье его базаров. Поэт бродил по улицам и площадям города, очарованный невиданным зрелищем, сидел в чайхане и пил освежающий чай, слушал незнакомую гортанную речь. Её иногда переводил ему А. Ширяевец.