Виктор Боченков - По голгофским русским пригоркам. Статьи о писателях

А.А. Толстая писала 4 апреля того же 1879 года в Ясную Поляну:

«Получив ваше письмо, я возмечтала, что сейчас освобожу ваших раскольников. Но вышло иначе. Государь никогда ничего не решает без предварительных исследований, и надо было адресоваться к министрам. Я сейчас же отправилась к Дмитрию Толстому (обер-прокурору Синода), и, хотя все раскольники принадлежат к Министерству внутренних дел, он тут же при мне написал и отправил запрос об ваших protégés и обещал мне скорый ответ. Затем научил, кого спросить в Мин[истерстве] в[нутренних] д[ел]. Надеюсь, что всё это сделается прежде моего отъезда. Д. Толстой сказал мне притом, что вообще их сажают не за религиозные убеждения, а за совращение православных в раскол. Во всяком случае, мне кажется, пора их простить» 72 72 Переписка Толстого с гр. А.А. Толстой. СПб., 1911. С. 320. .

Владыка Савватий очень коротко передал архиепископу Антонию содержание именно этого письма: для освобождения необходимо дополнительное изучение обстоятельств, которые привели старообрядческих узников в тюрьму, и возможностей их освобождения. В исследовании должны быть задействованы чиновники Синода и Сената. Он известил старейшего архиерея о своих действиях, а тот мог что-то предпринимать со своей стороны.

Л.Н. Толстой сделал всё, что было в его силах, для суздальских страдальцев. О его знакомстве с владыкой Савватием свидетельствовала дочь писателя княгиня Мария Львовна Оболенская, которая в 1902 году сообщила об этом А.С. Пругавину, первому получившему доступ к архивным делам суздальских архиереев. Она писала ему об отце: «… он был знаком с тульским раскольничьим архиереем Савватием, а этот Савватий и рассказал отцу о заточённых. Отец же передал его рассказ своему приятелю, тогдашнему тульскому губернатору Урусову (Леониду Дмитриевичу), который, в свою очередь, рассказал об этом министру Игнатьеву. Игнатьев и устроил их освобождение» 73 73 Пругавин А.С . О Льве Толстом и толстовцах. М., 1911. С. 123. . Итак, неудачная в целом попытка добиться освобождения при посредничестве А.А. Толстой и императрицы заставила писателя пойти иным путём.

По докладу министра внутренних дел графа Н.П. Игнатьева император Александр III в сентябре 1881 года распорядился выпустить на свободу суздальских епископов. Прошло всего полгода, как он вступил на престол, 1 марта его отец был убит народовольцами. Это событие не повлияло на его решение. Об освобождении достаточно подробно рассказывает А.С. Пругавин в своем очерке «Старообрядческие архиереи в суздальской крепости» 74 74 Хотелось бы, кроме того, обратить внимание на опубликованную нами переписку Московской старообрядческой архиепископии с суздальскими узниками: «Часовые смотрят постоянно и не дают даже молитвы производить без смущения…» // Во время оно: История старообрядчества в свидетельствах и документах. 2007. №4. С. 29–68, 2009. №5. С. 95–132. . Факт широко комментировался в тогдашней прессе. Епископам было запрещено жить в столицах. Освобождение и дальнейшая судьба страдальцев – уже особая история.

Бывает так: берёшь книгу, читаешь, и внезапно встречается мысль, которой хочется с кем-то обязательно поделиться. Вот и я, раскрыв наугад какой-то том сочинений Л.Н. Толстого (даже не посмотрел сначала номер на корешке), встретил это меткое сравнение. «Проповедовать правительству, чтобы оно освободило веру – всё равно, что проповедовать мальчику, чтобы он не держал птицы, когда должен посыпать ей соли на хвост», – записал Л.Н. Толстой в одной из своих книжек и чуть ниже добавил, возвращаясь к образу свободной птицы: «Вера, пока она вера, не может быть подчинена власти по существу своему, – птица жива та, что летает» 75 75 Толстой Л.Н . Полное собрание сочинений: В 90 т. М., 1952. Т. 48. С. 195. .

Мне подумалось, что об этом уместно будет вспомнить в связи с историей освобождения суздальских узников. А если шире – в связи с темой свободы совести, о которой обычно много говорят. И если ещё шире – то в связи с попытками определить (если это вообще возможно) и понять, что же вообще такое вера.

В 1855 году тюрьму суздальского Спасо-Евфимиева монастыря посетил писатель Павел Мельников (Андрей Печерский) – чиновник Министерства внутренних дел и начинающий обретать известность писатель. В одном из писем (переводчику и литератору Василию Матвеевичу Лазаревскому) он оставил ценное свидетельство об архиепископе Аркадии (Дорофееве), которое хотелось бы привести. Его имя упоминалось в разговоре Савватия с Л.Н. Толстым.

«…Аркадий поразил меня своим умом, своим даром слова, благородством манер и сознанием собственного достоинства. Это аскет в полном смысле слова, наружность самая благообразная. Я знаком по крайней мере с 30 нашими архиереями, умершими и живыми, но немногих поставил бы рядом с Аркадием. Скажу вам несколько слов о том, с каким достоинством он держал себя. Надобно заметить, что в Суздале в 1855 г. (не знаю, как теперь) содержали арестантов очень хорошо. У каждого комната с двумя окнами, крашеные полы, изразцовые печи, кровать за ширмами и приличная мебель. Обиталище Аркадия более походило на монашескую келью, а не на острожную тюрьму. Я вошёл вместе с архимандритом суздальского монастыря. Аркадий стоял у окна и глядел в него; обернувшись, когда мы вошли (звяканье ключей, отпиравших камеру, он не мог не слышать), он встретил нас как бы в гостиной, как бы вошедших в неё без доклада гостей. Архимандрит назвал меня, Аркадий протянул мне руку со словами: “Вы не примете благословение этой рукой, но не оттолкнете её, она не совершила никакого преступления”. Потом, садясь на диван, обеими руками указал мне и архимандриту Амвросию на два кресла. Он говорил со мной с полной, по-видимому, искренностию, рассказывал о некрасовцах, о Славе, о Белой Кринице, но чуть что касалось до какого-либо живого раскольника в России – молчать. (Об умерших всё говорил, и когда я записывал, даже диктовал мне.) Видя, что он недоговаривает, я сказал ему, что откровенное его сознание может уменьшить меру его наказания. Аркадий опустил глаза и, улыбаясь, прочитал вполголоса статью XV тома св[ода] зак[онов] об этом и потом сказал: “Послушайте, П[авел] Ив[анович], когда вы начали со мной говорить, то, называя меня просто Аркадием, сказали, что не имеете права называть меня “вашим преосвященством”. Вы правы: ни Государь, которому вы служите, ни Синод, под духовной властью которого по вашему исповеданию вы находитесь, не признают меня архиереем, и вы не только не можете, но, скажу более, вы не имеете никакого права звать меня преосвященным. Но я убежден, что хиротония моя правильна, и что сана епископского, дарованного мне Св. Духом, никакая земная власть отнять у меня не может. Знайте же, что епископ лгать не должен, знайте и то, что епископ обязан хранить своё стадо. Всё, что я вам говорил и скажу, и всё, что я в Киеве говорил сенатору Войцеховичу, – правда. Но я не всё сказал, я молчал в ответ на иные вопросы и буду молчать, и нет на земле силы, которая бы могла меня заставить говорить. Так и запишите, так и министру скажите. То же и Войцеховичу я говорил”» 76 76 П.И. Мельников (Андрей Печерский) . Письмо В.М. Лазаревскому от 24 марта 1866 г. // Сборник в память П.И. Мельникова (Андрея Печерского). Нижний Новгород, 1911. Ч. 1. С. 187–188. .