Игорь Немировский - Пушкин – либертен и пророк: Опыт реконструкции публичной биографии

Из «Записок» И. Д. Якушкина мы узнаем о знаменитом споре, имевшем место в Каменке, когда

М. Ф. Орлов предложил вопрос, насколько было бы полезно учреждение Тайного общества в России… ‹Александр› Раевский стал мне доказывать противное и исчислил все случаи, в которых Тайное общество могло бы действовать с успехом и пользой; в ответ на его выходку я ему сказал: «Мне нетрудно доказать вам, что вы шутите; я предложу вам вопрос: если бы теперь уже существовало Тайное общество, вы, наверное, к нему не присоединились бы?» – «Напротив, наверное бы присоединился», – отвечал он. «В таком случае давайте руку», – сказал я ему. И он протянул мне руку, после чего я расхохотался, сказав Раевскому: «Разумеется, все это только одна шутка».

Другие также смеялись, кроме А. Л. ‹Давыдова›, «рогоносца величавого», который дремал, и Пушкина, который был очень взволнован; он перед этим уверился, что Тайное общество или существует, или тут же получит свое начало и он будет его членом; но когда увидел, что из этого вышла только шутка, он встал, раскрасневшись, и сказал со слезой на глазах: «Я никогда не был так несчастлив, как теперь; я уже видел жизнь мою облагороженною и высокую цель перед собой, и все это была только злая шутка». В эту минуту он был точно прекрасен [80] Якушкин И. Д . Из «Записок» // Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 356. .

Этот эпизод – один из самых известных в пушкинской биографии. Его обычно приводят как доказательство близости поэта к декабристам. И в определенной степени это справедливо, потому что спор в Каменке – конечно, не просто мистификация, а начало жарких прений, продолженных его участниками М. Ф. Орловым, И. Д. Якушкиным, К. А. Охотниковым уже в Москве, на последнем съезде Союза Благоденствия, менее чем через месяц после описанных событий. Участие в этой дискуссии Пушкина – важный показатель того, что Пушкин подошел к заговору очень близко.

Но это история еще и о том, как Пушкин, подойдя к заговору, все-таки не был в него вовлечен. Якушкин не дает прямого объяснения этому обстоятельству, а «заставляет» самого Пушкина его объяснить, вкладывая в уста поэта слова, которых он, скорее всего, никогда не произносил:

В 27-м году, когда он пришел проститься с А. Г. Муравьевой, ехавшей в Сибирь к своему мужу Никите, он сказал ей: «Я очень понимаю, почему эти господа не хотели принять меня в свое общество; я не стоил этой чести» [81] Якушкин И. Д . Из «Записок» // Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 358. .

Впрочем, вспоминая о своей встрече с Пушкиным в 1820 году, Якушкин обмолвился:

Иногда он корчил лихача, вероятно, вспоминая Каверина и других своих приятелей-гусаров в Царском Селе; при этом он рассказывал про себя самые отчаянные анекдоты, и все вместе выходило как-то очень пошло [82] Там же. С. 357. .

Указание на «других приятелей» Пушкина, которые представляли поведенческие нормы, чуждые Якушкину, объясняет то, почему в отношениях с Пушкиным Якушкин не решился перейти границу, отделявшую поэта от Тайного общества. Нельзя не отметить того, что особое неодобрение высоконравственного Якушкина заслужил флирт Пушкина с двенадцатилетней дочерью А. Л. Давыдова. К этому можно добавить, что в Каменке разворачивался у всех на глазах его роман с женой А. Л. Давыдова Аглаей.

Глубже и драматичнее, чем с Якушкиным, складывались взаимоотношения Пушкина с В. Л. Давыдовым. Последний был среди тех, кто не признал решения Московского съезда Союза Благоденствия о роспуске организации и принял самое деятельное участие в создании нового тайного общества. Пушкин сопровождал Давыдова в его поездках в Тульчин и Киев. Именно там в дискуссиях, подобных той, которую описал Якушкин, рождалось Южное общество.

Прямых свидетельств того, что Василий Давыдов собирался принять Пушкина в Тайное общество, а затем передумал, нет, но никогда Пушкин не подходил к заговору так близко, как в январе – марте 1821 года.

Неожиданно и безо всяких видимых причин общение поэта и декабриста пресеклось. Произошло это сразу после Пасхи 1821 года, пришедшейся на март. Можно предположить, что инициатором разрыва выступил Давыдов. Такое заключение подтверждается записью Горбачевского на полях его письма М. А. Бестужеву: «Его (Пушкина. – И. Н. ) прогнал от себя Давыдов» [83] Цит. по: Эйдельман Н. Я . Пушкин и декабристы. М., 1979. С. 148. . Наиболее вероятной причиной разрыва нам представляется стихотворное послание поэта Давыдову ‹«Меж тем как генерал Орлов…»›, написанное сразу после Пасхальной недели 1821 года. Мы посвятили анализу этого стихотворения отдельную главу, здесь же необходимо отметить, что стихотворение сочетало политический либерализм с религиозным вольномыслием вызывающе кощунственного характера [84] См.: Немировский И. В . Творчество Пушкина и проблема публичного поведения поэта. СПб., 2003. С. 45 – 73. . Послание, выдержанное в духе французского предреволюционного либертинажа, как и кощунственные поступки Пушкина в этом же духе на Пасху 1821 года, вряд ли пришлись по вкусу В. Л. Давыдову, которого современники характеризуют как человека, настроенного патриотически и даже простонародно [85] См.: Горчаков В. П . Выдержки из дневника об А. С. Пушкине // Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 231. .

Как человек, он мне не понравился, – свидетельствовал декабрист Н. В. Басаргин, познакомившийся с Пушкиным в это время. – Какое-то бретерство, самодовольство и желание осмеять, уколоть других. Тогда же многие из знавших его говорили, что рано или поздно, а умереть ему на дуэли [86] Басаргин Н. В . Записки. Пг., 1917. С. 24. .

Отзыв Горбачевского о Пушкине, как уже указывалось выше, был полемической реакцией на «Записки» Пущина. В целом доброжелательные по отношению к Пушкину, они содержат несколько весьма критических оценок его поведения, например:

Между тем тот же Пушкин, либеральный по своим воззрениям, имел какую-то жалкую привычку изменять благородному своему характеру и очень часто сердил меня и вообще всех нас тем, что любил, например, вертеться у оркестра около Орлова, Чернышева, Киселева и других: они с покровительственной улыбкой выслушивали его шутки, остроты. Случалось из кресел сделать ему знак, он тотчас прибежит. Говоришь, бывало: «Что тебе за охота, любезный друг, возиться с этим народом; ни в одном из них ты не найдешь сочувствия и пр.». Он терпеливо выслушает, начнет щекотать, обнимать, что обыкновенно делал, когда немножко потеряется. Потом, смотришь, – Пушкин опять с тогдашними львами! (Анахронизм: тогда не существовало еще этого аристократического прозвища. Извините!) [87] Пущин И. И . Записки о Пушкине // Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 86.