Линн Виссон - Русские проблемы в английской речи

Работники сферы услуг, сомневающиеся в словах клиента, говорящего: I made a reservation in this hotel / ordered a ticket on this flight / a ticket to this theater performance / table in this restaurant — «я зарезервировал номер в этой гостинице / заказал билет на самолет / билет в театр / столик в ресторане», часто выражают свое сомнение, используя вежливое американское — I don’t doubt you word. Фраза эта значит That’s all very nice and you very well may be / most probably are telling the truth, but since the computer hasn’t registered / confirmed / reconfirmed / your order, you’re not going to get the reservation / table / ticket / flight — «Очень хорошо, и вы полне возможно / скорее всего говорите правду, но поскольку компьютер не зарегистрировал / не подтвердил ваш заказ, я не могу предоставить вам заказанный / столик / билет и т.д…» Прямые, но вежливые ответы такого рода точно передают стиль разговоров, при которых одна из сторон сомневается в правдивости другой.

Американцы не большие мастера лжи. Они не любят восхвалять мнимые профессиональные заслуги друзей, писать им рекомендательные письма с ложной информацией для устройства на работу или заполнять официальные бланки и поручительства для получения кредита в банке. У глагола «списать» (в смысле «шпаргалить») — to copy from / off someone else’s exam paper, нет идиоматического эквивалента в английском языке, так как для американцев обман на экзамене является вопиющим безобразием. Эта точка зрения не случайна в общей нравственной атмосфере Америки: в ее индивидуалистическом обществе от человека с самого детства требуют: Do your own work — «делай свою работу сам», think for yourself — «думай самостоятельно» и т.п. В таком обществе нет понятия о коллективизме и взаимопомощи, поэтому никто не хочет помогать шпаргальщикам. Во многих школах и колледжах и тем, кто дает списывать, и тому, кто списывает, грозит — ни много, ни мало, — исключение из учебного заведения. (Конечно, есть школьники, которые идут на риск ради личного успеха, и в английском существует эквивалент слову «шпаргалка» — crib или crib sheet).

В последние десятилетия, однако, американское неприятие лжи, лежащее в основе «позитивного мышления», вступило в стадию кризиса. Это началось еще в конце 1960-х — начале 1970-х годов, когда воинствующие, но примитивно мыслящие радикалы из «Новой левой» [40] Движение европейской и американской радикальной молодежи, которое выступало против войны во Вьетнаме и истеблишмента. стали проповедовать сочувствие ко всем и вся, независимо от того, идет ли речь о хороших или о плохих людях, о честных гражданах или преступниках, о разумных или сумасшедших. Сегодня книжные магазины в США пестрят обложками бестселлеров, персонажи которых подверглись таким тяжким испытаниям, как тюремное заключение или неизлечимая болезнь, алкоголизм или наркомания. Но все эти люди, по мнению автоРов, являются страдальцами и подаются читателям и телезрителям как heroes («герои»). Называть их victims («жертвами») теперь не политкорректно, в крайнем случае они survivors — буквально: «Уцелевшие», «выжившие», то есть «победители».

Превращение отрицательных качеств в положительные и, следовательно, оправдание людей, сомнительных и с моральной, и с политической точки зрения, стало результатом доведения до абсурда любимой американской идеи о том, что все люди равны и поэтому имеют равные права. Что ни один человек, какими бы ни были его образ мысли, система ценностей и стиль жизни, не должен превосходить других людей, а униженное положение должно быть обречено на исчезновение. Ради этого сторонники политкорректности (ПК) ставили перед собой задачу создать bias-free — «свободный от предрассудков» язык и «проявлять исключительную тактичность, чтобы грубое действие языка не так сильно ранило людей, чей пол, раса, физическое состояние, условия жизни делают их особенно уязвимыми» [41] Bill Bryson, Made in America (London: Martin Secker and Warburg, 1994), p. 425. . Иначе говоря, political correctness требует, чтобы слова не ущемляли «чувств представителей любых меньшинств, то есть тех, кто хоть чем-то отличается от общепринятой нормы» (поскольку все люди равны). Как заметила одна американская журналистка, дискриминация «по расовому, религиозному и половому признаку запрещена в Штатах почти повсеместно… многие слова за последнее время попали в разряд неделикатных, а то и попросту запрещенных» [42] С. Фол, Эти странные американцы (Москва: Эгмонт России Лтд., 2001), стр. 70. .

Политкорректность в Америке привела к радикальному искажению истин, глубоко укоренившихся в американском мышлении. Следуя принципам Декларации независимости (Declaration of Independence), большинство американцев искренне убеждено в равенстве всех людей от рождения, невзирая на то, что даже самый поверхностный взгляд на американское общество показывает нечто иное. В этом ясно отдают себе отчет многие серьезные люди в США, прекрасно понимающие слова из романа Джорджа Оруэлла «Скотный двор» (Animal Farm): «Все животные равны, но некоторые равнее других» — All animals are equal, but some animals are more equal than others [43] Цитируется в книге David Katan, Translating Cultures, p. 175. . Однако старый миф воскрес сегодня в новой форме — в свободном от предрассудков языке. Подразумевая всеобщее равенство, этот язык отвергает те моральные и культурные ценности, которые традиционно являлись основой жизни в Соединенных Штатах. Если любой образ жизни и вместе с тем поступок равным образом приемлемы и оправданны, тогда понятия о «нормальном» и «нравственном» поведении становятся бессмысленными, открывая дорогу моральной уравниловке, от которой один шаг до вседозволенности.

Благими намерениями вымощена дорога в ад. Постепенное нагнетание политической корректности привело к ряду конкретных последствий, одним из которых был ущерб, нанесенный известной всем американцам фразе, произносимой под присягой, — «говорить правду и только правду» — to tell the truth and nothing but the truth. Другим следствием явилось создание linguistically correct behavior, то есть, «лингвистически корректного поведения». Из-за «политкорректных терминов» людям, говорящим на американском английском, приходится теперь следить за своей речью, дабы не оскорбить окружающих. Это порождает длинную цепь гротескных лингвистических феноменов, превратившихся в мишень для критики со стороны многих здравомыслящих американцев, опасающихся за будущее своей страны.

С 1990-х годов ПК стала особенно популярной и назойливой. Своей новой терминологией она оказала настолько сильное влияние на язык, что стала фактически подобием самоцензуры во всех сферах СМИ. Более того, она обернулась угрозой не только для интеллектуальной деятельности страны, но и для ее международных связей. Ничего не подозревающий иностранец, не соблюдая новых лингвистических норм, продиктованных ПК, рискует теперь нанести оскорбление гражданам США и прослыть реакционным человеком, полным самых невероятных предрассудков.