Татьяна Николаева - Непарадигматическая лингвистика

• *ne-, *no-.

Показателем числа для обоих видов является добавляемое *-s.

2. Второе лицо множественного числа.

Варианты основы: *ju-, *ue-, *uo-, *ue. Также для выражения числа добавляется *-s.

К личным местоимениям может добавляться m-partikel: tuvām < tū + am [Brugmann 1897: 799—805].

Возможны инновационные процессы. А именно, как отмечается в Grundriss: «мы» движется в направлении «вы», а «вы» движется в направлении «ты».

Как именно выглядит система реконструируемых личных индоевропейских местоимений у О. Семереньи?[Семереньи 1980: 226—235].

Единственное число

1-е лицо:

Nom. Ego, eg(h)om Acc. (e)me, me, mem [82]

Gen. mene, encl. mei/moi Abl. med

Dat. mei/moi, mebhi

2-е лицо: Nom. tu, tu

Acc. twe/te, twe/te, twem/tem

Gen. tewe/tewo, encl. t(w)ei/t(w)oi

Abl. twed

Dat. t(w)ei, t(w)oi, tebhi

Множественное число

1– е лицо:

Nom. wei, nsmes

Acc. nes/nos, nes/nēs, nsme

Gen. nosom/nēsom

Abl. nsed/nsmed

Dat. n .smei

2– е лицо:

Nom. yūs, usmés (uswes?)

Acc. wes/wos, wēs/wōs, usme, uswes

Gen. wosom/wōsom

Abl. (used)?/usmed

Dat. usmei

Итак, мы можем теперь представить в эксплицитном виде то, какими предстают наборы частиц-окончаний у парадигмы личных местоимений, составленной О. Семереньи?

Acc. – e, – em, /-s,

Gen. – e/o, – ei, – oi/-om

Abl. – ed

Dat. – ei, – oi, – bhi [83]

Абсолютный перечень формантов (то есть без учета их падежной дистрибуции) оказывается у О. Семереньи еще меньше: – e/o, – e/om, – s, – ei/oi, – ed

При этом можно предположить еще и двусоставность окончаний на -m и на -d, то есть представить их как e + m или e + d.

Так же, путем специального ре-анализа, О. Семереньи представляет в более упрощенном виде не только окончания, но и инициали личных местоимений, см.:

1-е лицо единственного числа – *em (*eg(h)), – это присоединявшийся слева префикс (см. об этом в главе первой в связи с русским я); me, me(m);

1– е лицо множественного числа – *mes (то есть me + s. – Т. Н.), поскольку О. Семереньи считает *wei субститутом, а не исконной формой [Семереньи 1980: 232], а *nsmes считает результатом редупликации исходного *mes (он отказывается от соблазнительной интерпретации, предложенной Либертом, а именно: разложить nsme > n + s + me, то есть «того + его + меня», что, собственно, и значит «нас»). Вторая форма – это также форма *wes;

2– е лицо единственного числа – tu (*twe);

2-е лицо множественного числа – совпадает с формами первого лица множественного числа. Us в *yus Семереньи считает нулевой ступенью *wes, а *y-, по его мнению, это упрощение от *twes, которое таким образом является закономерной формой множественного числа от *tu-.

Таким образом, список инициалей можно представить как me, s, we, tu, где опорные s и m перекликаются со списком вторых элементов, то есть мы можем считать, что в парадигме есть элемент вторичной редупликации.

Позднейшие формы личных местоимений в индоевропейских языках О. Семереньи объясняет (многие случаи он считает абсолютно индивидуальными) либо фонетическим опрощением, либо вторичной редупликацией, либо влиянием форм существительных.

В окончательном варианте (то есть со всеми снятыми позднейшими наслоениями) система Семереньи предстает довольно стройной, различающей числа (два) и лица (тоже два), где неединственность показывает *s, а маркированной является форма второго лица единственного числа (через опорный согласный *t). Второе лицо множественного числа сочетает в себе в исходном виде показатель первого лица + показатель второго лица + показатель множественности: *t + *we + *s.

В книге В. С. Воробьева-Десятовского[Воробьев-Десятовский 1956] описываются реконструируемые личные местоимения в «индоарийских» языках. Для нашей работы интерес представляет в основном анализ первого этапа развития местоимений: это местоимения в ведических языках и санскрите (глава первая книги Воробьева-Десятовского). Обращая внимание на «своеобразные» формы словоизменения местоимений, Воробьев-Десятовский считает их парадигмы древнее парадигм имени. Предлагая принципиально иное решение, парадигмы личных местоимений, то есть наборы их падежных форм, можно в принципе считать не парадигмой словоизменения в том смысле, как это принято считать для парадигм имени, но каждый раз совокупностью партикул (комплексом), имеющих при этом особое, как правило диффузное, значение. То есть имеет смысл говорить для местоимений о партикульном словосложении, некоем мини-синтаксисе коммуникативного плана.

В. С. Воробьев-Десятовский [1956: 28] приводит составленную им таблицу окончаний личных местоимений, не имеющих аналогии в склонении имен и других частей речи [84]:

Какими же тогда выглядят реконструируемые им инициальные формы, если их представить в аналогичной таблице, «отрезав» их окончания?

Постараемся составить подобную таблицу.

Как уже говорилось выше в связи со Словарем В. М. Иллича-Свитыча, каждую эпоху развития языкознания можно – правда, с большой степенью условности – привязать к тому или иному языковому уровню, который (по разным причинам) в это время выходит на первый план исследовательского внимания. Книга Воробьева-Десятовского написана в 50-е годы прошлого века, когда господствовал, если так можно выразиться, «морфологический принцип» в языкознании. См., например, несколько странное логически заявление о том, что окончание -e в местном падеже «образовалось, как известно, из старого индоиранского дифтонга ai. …

Это окончание -i являлось в индоевропейскую эпоху окончанием «неопределенного падежа», совпадавшего с основой среднего рода» [Воробьев-Десятовский 1956: 27]. То есть, иначе говоря, автор предполагает за древними парадигмами существование еще более древних, а за ними – еще более древних. Именно здесь наглядно видна боязнь талантливого безвременно погибшего ученого отойти от общей «дисциплинарности нормальной науки», о которой говорилось в первой главе нашей книги, и придти к идее «непарадигматического» состояния реконструируемого древнего периода.

Обращаясь к вышеприведенным таблицам и глядя на них сегодня, можно заметить следующее:

• Автор считает показателем первого лица единственного числа именно тот элемент, который позднейшими исследователями определяется как префикс или как первичная интродуктивная партикула: ahā-, а собственно показатель лица – m– – у него стал считаться окончанием.

• Очевидно, что если сложить «основы» местоимений, оставшиеся после отсечения им же приведенных «окончаний», с этими же самыми окончаниями, то ведийской (санскритской) формы мы не получим. Это означает, что авторы грамматик в ряде случаев не знали, куда же именно причислить тот или иной элемент – к инициали или ко второй части.