Татьяна Николаева - Непарадигматическая лингвистика
- Название:Непарадигматическая лингвистика
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Знак»5c23fe66-8135-102c-b982-edc40df1930e
- Год:2008
- Город:Москва
- ISBN:5-9551-0231-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Татьяна Николаева - Непарадигматическая лингвистика краткое содержание
Данная монография посвящена ранее не описанному в языкознании полностью пласту языка – партикулам. В первом параграфе книги («Некоторые вводные соображения») подчеркивается принципиальное отличие партикул от того, что принято называть частицами. Автор выявляет причины отталкивания традиционной лингвистики от этого языкового пласта. Демонстрируется роль партикул при формировании индоевропейских парадигм. Показано также, что на более ранних этапах существования у славянских языков совпадений значительно больше. Поэтому, например, древнерусский ближе к старославянскому (не только по составу, но и по «частицеобильности»), чем современный русский. Наконец, существенен и тот факт, что в одном языке партикулы сохраняются только во фразеологизмах, а в других – употребляются свободно. Широко используются работы классиков языкознания: Ф. Боппа, Б. Дельбрюка, К. Бругманна, Ф. Шпехта и др., а также работы самых последних лет.
Непарадигматическая лингвистика - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
• Сегодня лингвист бы задумался, не будет ли вводным элементом «дейктический» элемент a– в 1-м лице двойственного числа и as– в 1-м лице множественного, тем более что В. С. Воробьев-Десятовский пишет о квази-форме 1-го лица единственного числа asmi, – что она «представляет собой форму 1-го лица единственного числа настоящего времени глагола-связки as» [Воробьев-Десятовский 1956: 18].
Т. В. Гамкрелидзеи Вяч. Вс. Ивановне ставят в своей фундаментальной монографии задачу реконструировать всю парадигму индоевропейских местоимений; они рассматривают местоименные структуры с точки зрения их общей концепции, а именно – представления праиндоевропейского как языка активной структуры.Языковая структура с установкой на противопоставление активности / инактивности предполагает, по их мнению, обязательное разграничение инклюзива и эксклюзива. Отражение этого они видят в двух формах индоевропейских местоимений, а именно: в 1-м лице множественного числа. Первая форма воплощается в двух видах: *Uej– (*ues). Это форма с инклюзивным значением. Вторая форма – это форма *mes, имеющая эксклюзивное значение [Гамкрелидзе, Иванов 1984: 291—293]. Разумеется, впоследствии эти две формы разошлись по диалектам и там закрепились по-разному.
Последним автором из выбранных нами для пилотного обзора, чьи взгляды на состав и происхождение личных индоевропейских местоимений сопоставлялись с другими, был Кеннет Шилдз,уже много раз упоминавшийся в главе первой настоящей монографии (см.: [Shields 1994; 1998].
После достаточно большого обзора мнений предшествующих исследователей, демонстрирующего полный разнобой во всем, что касается первого и второго лица местоимений всех чисел (этот разнобой становится ясным и в нашем тексте), К. Шилдз сосредотачивается на самих «дейктических частицах», добавление которых к «основе» уже становится общим фактом. Уже ранее мы приводили цитату из его работы по поводу того, что «what is especially curious about Indo-European scholarship is it silence regarding the original function of these deictics which have been affixed to personal pronominal forms» [«то, что является особенно забавным в индоевропеистической научной школе, так это ее молчание по поводу первичной функции тех дейктик, которые потом становились аффиксами, присоединяемыми к формам личных местоимений»] [Shields 1994: 308]. Ссылаясь на работу Андерсона и Кинана 1985 года, Шилдз пишет, что они декларируют существование трех типов дейксиса: 1) указание на Личность (Person), 2) указание на Пространство (Spatial location), 3) указание на Время (Time reference). Он далее высказывает свою собственную точку зрения, состоящую в том, что эти «дейктические частицы» выражают не tense в современном понимании, а степень пространственной отдаленности от коммуникации, которая и выражается во времени, затем морфологизируется «в качестве флексий различных времен и наклонений» (as inflectional markers of various tenses and moods) [Shields, 1994: 309]. То есть основная функция дейктических частиц, по Шилдзу, скорее, спациальная, пространственная, чем временная [85].
Однако и это кажется ему слишком конкретным: «I believe that the most reasonable original function of the deictics enclitically attached to personal pronouns lay in their indication of person categories, without any direct connection to the marking of temporal or spatial proximity» [Shields, 1994: 311] [«Я полагаю, что наиболее правдоподобно считать исходной функцией дейктик, присоединенных как энклитки к личным местоимениям, их указания на лицо, безотносительно к прямым связям с темпоральной или спациальной близостью»]. Представляется, что именно невозможность для представителя «нормальной науки» иметь в виду нигде таксономически не обозначенный класс заставила даже такого смелого лингвиста, как Шилдз, назвать эти дейктические добавки «эмфатическими» и видеть их назначение в разделении местоимений на эмфатические и неэмфатические. Вместе с тем, он соглашается с предположением о ближнем дейксисе частицы *i и о дальнем дейксисе частицы *u.
Как и многие современные ученые, К. Шилдз считает эволюцию местоимений, приведшую к созданию местоименных парадигм, гораздо более ранней, чем эволюция парадигм имени. По этой причине, по его мнению, за долгий период языковой истории эмфатические частицы ослабили свою силу, грамматикализовались, привязавшись к конкретной основе и/или к конкретному падежу. В анализировавшихся нами работах К. Шилдз не обращается к составу местоимений в целом, но только к дейктическим добавленным частицам (в основном таковыми он считает -*g(h)e и -*om).
Этому составу партикул он посвящает и другие статьи, более поздние, например [Shields 1998] и др.
Реконструируемый облик индоевропейских местоимений он видит таким:
Работа К. Шилдза 1998 года посвящена в основном анатолийскому местоимению первого лица uk ’я’, которое он видит составным, партикульным кластером, возникшим благодаря сложению двух партикул: дейктического u– и относительного дейктического
Итак, хотя бы для примера, приведем облик 1-го лица множественного числа реконструируемых индоевропейских местоимений, согласно выводам обозначенных выше пяти авторов:
Некоторые интересные соображения по поводу индоевропейских местоимений высказывает в уже давно известной книге А. Н. Савченко [Савченко 1974/2003]. Прежде всего обратим внимание на его замечание о том, что «Падежные окончания личных местоимений в индоевропейских языках совершенно различны и не возводятся к архетипам» [Савченко 1974/2003: 237].
Относительно 1-го лица єд. ч. А. Н. Савченко предполагает, что основой его было *men-, проникшее из финно-угорских, тюркских и тунгусо-манчжурских языков, где основа *men/mon обозначает тоже 1-е лицо. В индоевропейском 1-е лицо имело, таким образом, основу из двух составляющих: *egho/*me.
Второе лицо єд. ч. демонстрировало, как описывает А. Н. Савченко, в номинативе формы *tu и *tū. Однако в индо-иранском, славянском, греческом, балтийском и армянском основа косвенных падежей и притяжательного местоимения представлена формами *toue, teue, tue, touo. Что же в этом случае, по мнению А. Н. Савченко, важно отметить? А. Н. Савченко считает, что поскольку существует также и основа *te-, то эти вышеуказанные основы – сложные и состоят из двух местоименных корней. То есть мы и у него также видим слабые намеки на то, что в нашей книге называется «непарадигматической лингвистикой». Основу второго лица – *ten – А. Н. Савченко также считает финноугорским заимствованием.
Номинатив множественного числа, по его мнению, представлен двумя формами (без указаний на их дистрибутивное или функциональное различие). Это: *ues и *mes.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: