Ф. Ильясов - Русский МАТ

(Фрагмент)
Приап, правитель пизд, хуев,
Владетель сильный над мудами,
Всегда ты всех ети готов,
Обнявшись ты лежишь с пиздами,
Твои хуй есть рог единорога,
Стоит бесслабно день и ночь,
Не может пизд отбить он прочь,
Столь ревность их к нему есть многа.
Меж белых зыблющихся гор,
В лощине меж кустов прелестных
Имеешь ты свой храм и двор,
В пределах ты живешь претесных,
Когда толпы хуев идут,
Венчавши каждый плешь цветами,
Плескают вместо рук мудами,
На жертву целок-пизд ведут.
Твой храм взнесен не на столбах,
Покрыт не камнем, не досками,
Стоит воздвигнут на хуях,
И верх укладен весь пиздами.
Ты тут на троне, на суде
Сидишь, внимаешь пизд просящих,
Где вместо завесов висящих
Вкруг храма все висят муде.
И что за визг пронзает слух,
И что за токи крови льются,
Что весел так приапов дух
Все целки перед ним ебутся.
Тут каждый хуй в крови стоит,
Приапу в честь пизды закланны,
В слезах, в крови лежат попранны,
Но паки их Приап живит.
Подобятся хуи жрецами,
Внутрь пизд пронзенных проницают,
И секеля коснувшись там,
Беды велики предвещают
Пиздищам старым и седым,
Затем, что рот разинув ходят,
Хуям, что трепет, страх наводят,
Что тлеть их будет вечно дым.
Но самым узеньким пиздам,
Которы губы ужимают
И сесть боятся вплоть к мудам,
Беды ж велики предвещают,
Что толстый хуй их будет еть,
Длинною до сердца достанет,
Как шапку, губы их растянет,
Тем будут бедные ширеть.
Хуи, предвестники злых бед,
Жрецы ебливого Приапа,
Се идет к вам хуй дряхл и сед,
Главу его не кроет шляпа,
Лишь ранами прикрыта плешь,
Трясется и сказать вас просит,
Когда смерть жизнь его подкосит,
Затем он к вам сто верст шел пеш.
Приап, узрев его, и сам
Ему почтенье изъявляет;
Велика честь седым власам
— Его он другом называет.
Ударил плешью в пуп себе,
Тряхнул мудами троекратно,
Потряс он храм весь тем внезапно
— А все, хуй старый, для тебя.
— Скажи, старик, — Приап вещал,
— Ты сделал ли что в свете славно?
Кого ты, где и как ебал,
Ебешь ли нынче ты исправно?
Коль храбр ты в жизни своей был,
Твой шанкр стереть я постараюсь,
Твой век продлить я обещаюсь,
Чтоб столько ж лет еще ты жил.

Случилося козе зайти когда-то в лес.
Навстречу бес
Попался животине.
По этакой причине
Коза трухнула,
Хвостом махнула,
Вернула рожками,
Дрыгнула ножками
И ненарочно,
Только точно,
Попала к черту на елдак
И слезть с него не знала как.
С такова страху
Усрала и рубаху.
Вертит дырой —
У черта хуй сырой,
Ебет как пишет,
Коза чуть дышит,
Визжит, блюет и серит,
А черт ни в чем козе не верит.
К мудям подвигает
И прижимает.
Наебся бес
И скрылся в лес.
На козий крик
Сбежались в миг
Все звери и медведь
И стали козу еть.
Еб волк ее и заяц,
Потом Зосима-старец
И все монахи
С сермяжными рубахи.
Потом гады и птицы
В пизду козе совали спицы.

Увидевши жена, что муж другу ебет,
Вскричала на него: — Что делаешь ты, скот?
Как душу обещал любить меня ты, плут!
— То правда, — муж сказал, — да душу ж не ебут!

Труды дают нам честь и похвалу.
На свет Трудом восходит вверх могущество героя,
Любовь от всех приобрела Анет,
За то, что хорошо она ебется стоя.

1.
Однажды зимним вечерком
В бордели на Мещанской
Сошлись с расстриженным попом
Поэт, корнет уланский,
Московский модный молодец.
Подьячий из Сената
Да третьей гильдии купец,
Да пьяных два солдата.
Всяк, пуншу осушив бокал,
Лег с блядью молодою
И на постели откатал
Горячею елдою.

2.
Кто всех задорнее ебет?
Чей хуй средь битвы рьяной
Пизду кудрявую дерет
Горя как столб багряный?
О землемер и пизд и жоп,
Блядун трудолюбивый,
Хвала тебе, расстрига поп,
Приапа жрец ретивый,
В четвертый раз ты плешь впустил,
И снова щель раздвинул,
В четвертый принял, вколотил
И хуй повисший вынул!

3.
Повис! Вотще своей рукой
Ему милашка дрочит
И плешь сжимает пятерней,
И волосы клокочет.
Вотще! Под бешеным попом
Лежит она, тоскует
И ездит по брюху верхом,
И в ус его целует.
Вотще! Елдак лишился сил,
Как воин в тяжей брани,
Он пал, главу свою склонил
И плачет в нежной длани.

4.
Как иногда поэт Хвостов,
Обиженный природой,
Во тьме полуночных часов
Корпит над хладной одой,
Пред ним несчастное дитя
— И вкривь, и вкось, и прямо
Он слово звучное, кряхтя,
Ломает в стих упрямо,
— Так блядь трудилась над попом,
Но не было успеха,
Не становился хуй столбом,
Как будто бы для смеха.

5.
Зарделись щеки, бледный лоб
Стыдом воспламенился,
Готов с постели прянуть поп,
Но вдруг остановился.
Он видит — в ветхом сюртуке
С спущенными штанами,
С хуиной толстою в руке,
С отвисшими мудами
Явилась тень — идет к нему
Дрожащими стопами,
Сияя сквозь ночную тьму
Огнистыми очами.

6.
"Что сделалось с детиной тут?"
Вещало привиденье.
— "Лишился пылкости я муд,
Елдак в изнеможеньи,
Лихой предатель изменил,
Не хочет хуй яриться".
"Почто ж, ебена мать, забыл
Ты мне в беде молиться?"
— "Но кто ты?" — вскрикнул Ебаков,
Вздрогнув от удивленья.
"Твой друг, твой гений я — Барков!"
Сказало привиденье.