Ю Откупщиков - К истокам слова. Рассказы о науке этимологии

Речь в заключительной главе нашей книги пойдет не о тех легендах и мифах (без кавычек!), которые возникают на основе народноэтимологических истолкований происхождения слова (сравните мифы и легенды об Афродите, Афине, реке Самаре и т. п.). Не будут нас здесь интересовать и «мифические» (уже в кавычках), то есть вымышленные этимологии типа выдра от выдрать или аудиенция от уединиться . Авторы этих «этимологии» не публиковали своих объяснений в этимологических словарях, ограничиваясь тем, что сами «дошли» до якобы истинного значения слова. И если, например, на гербах городов Берлина и Берна изображён медведь (по-немецки Вäг [бер]), то и здесь народная этимология, проникшая в область геральдики, также остаётся ограниченной этой узкой областью.

Иное дело, когда писатели, языковеды и даже авторы этимологических словарей предлагают объяснения, украшая их разного рода «мифами», которые должны у читателя создать впечатление правдоподобности излагаемой этимологии. Ниже приводится несколько примеров с подобного рода этимологическими «мифами».

Как ни странно, вопрос этот имеет самое непосредственное отношение к этимологии слова слон . В памятниках древнерусской письменности (XV век) можно найти басню, согласно которой слон якобы не может сгибать своих колеи, а поэтому егда хощеть спаши, дубљся въслонивъ спить (‘когда хочет спать, спит, прислонившись к дубу’). Именно исходя из этого народноэтимологического сопоставления ( слон от при- слонити ) ряд серьёзных, этимологов (например, А. Г. Преображенский) объясняют происхождение русского слова слон . Вокруг этимологии этого слова возник обычный «миф», который и должен подтвердить правильность предлагаемого объяснения. На самом деле, не слово слон было образовано от глагола прислонити , на основании поверья о том, что слоны будто бы спят, не сгибая ног, а, наоборот, само это поверье возникло как результат народноэтимологического сопоставления слов слон и (при)слонить .

Наше слово слон , как мы уже знаем, по-видимому, явилось результатом переосмысления в процессе заимствования из тюркского aslan [аслáн] ‘лев’. Подобные переосмысления названий животных, известных лишь понаслышке, встречаются в языке не так уж редко (выше мы сталкивались с примером, где ‘слон’ превратился в ‘верблюда’).

В латинском языке существовали две группы слов, сходных по своему звучанию: 1) porta [пóрта] ‘ворота’, portus [пóртус] ‘гавань’ (как бы ‘морские ворота города’) и 2) portare [портá:ре] ‘носить’. Латинское слово portus через французское посредство проникло к нам в виде существительного порт , а корень глагола portare ‘носить, переносить, перевозить’ мы находим в русских словах импорт ‘ввоз’, экспорт ‘вывоз’, транспорт (буквально: ‘перевоз’) и т. д.

Ешё в ХIХ веке учёные пытались как-то этимологически связать между собой сходные слова porta ‘ворота’ и portare ‘носить’. И ими было найдено остроумное решение этого вопроса, опирающееся, казалось бы, на исторические факты. Автору «Этимологического словаря русского языка» Г. П. Цыганенко (Киев, 1970) это решение показалось столь убедительным, что она включила его в свой словарь:

«Латинские слова porta ‘ворота’ и portus ‘гавань’ образованы от глагола portare ‘носить, переносить’. Этимологически связь между понятиями ‘носить’ (portare ) и ‘ворота, гавань’ (porta, portus) объясняется исторически следующим образом: у древних римлян был обычай при основании города вначале опахивать его, то есть плугом бороздить черту, по которой должна была проходить городская стена. В тех местах, где следовало ставить ворота, плуг проносили на руках. Отсюда porta буквально ‘место, где носят (плуг)’, затем — ‘место для входа — выхода и т. п.’» (стр. 360–361).

Самое интересное здесь то, что такой обычай у древних римлян действительно существовал. И всё же приведённое объяснение — всего лишь вымысел на уровне народной этимологии. Из чего это видно? Прежде всего, у латинских слов porta и portus (с исходным значением ‘проход, вход’) имеются надёжные индоевропейские соответствия: немецк. Furt [фурт], английск. ford [фо: д] ‘брод’ [130] Сравните названия городов Франкфурт (‘брод, переправа франков’) и Оксфорд (‘бычий брод’ — от английск. ox [окс] ‘бык’). , буквально ‘проход (через реку)’. В исландском языке соответствующее слово, как и латинское portus , означает ‘гавань’ (оно проникло в русский язык в форме фиорд ). Как же во всех этих случаях быть с ношением плуга (через брод!)? Ясно, что перед нами — слово более древнее, чем приведённый римский обычай.

Наконец, общее значение ‘проход’ мы находим у древнегреческого слова poros [пóрос] ‘переправа’, ‘пролив’, ‘путь’ [131] Полной аналогией английскому Оксфорду , по-видимому, может служить греческий Босфор (от греч. Bosporus [бóспорос] ‘бычий брод’). , которое не могло быть образовано ни от portare , ни от подобного ему греческого глагола, ибо у него нет суффикса — t - и оно отражает более древнюю словообразовательную модель, чем латинский глагол. Кстати, следует также отметить, что греческое poros в значении ‘проход, отверстие (в коже)’ через западноевропейские языки попало и в русский язык: пора, поры ‘отверстия потовых желёз на поверхности кожи’. Здесь, видимо, также ссылка на плуг едва ли была бы уместной.

Пример этот показывает, что самый красивый этимологический «миф», опирающийся, казалось бы, на твёрдо установленные исторические факты, рассыпается как карточный домик при серьёзной проверке с помощью лингвистического сравнительно-исторического метода.

Можно было бы написать объёмистую книгу с самыми различными этимологиями, которые были предложены писателями разных стран и эпох, начиная от Гомера и кончая нашими днями. Но поскольку Гомер ничего не писал об этимологии русских слов, ограничимся примерами из несколько более позднего времени.

В. Берестов в своих воспоминаниях рассказывает, что С. Я. Маршак живо интересовался вопросами этимологии. Вот одна из его этимологий-экспромтов:

« Баба-яга — это, быть может, татарское «бабай-ага» (старый дядя). Так на Руси во времена Батыя пугали детей: Спи, а то бабай-ага возьмёт» [132] В. Берестов. Встречи с Маршаком. «Юность», 1966, № 6, стр. 83.

Следует подчеркнуть, что С. Я. Маршак предлагал свою этимологию в осторожной форме («быть может»), сообщал её в дружеской беседе (а не в печати), не навязывая своего предположения собеседникам. К сожалению, как ни остроумно объяснение С. Я. Маршака, перед нами — обычный этимологический «миф». Слово яга и его этимологические «родственники» широко представлены в западнославянских языках. Следовательно, появилось наше слово задолго до Батыя.