Александр Кондратов - Книга о букве

Когда-то А. Н. Оленин, автор первого труда по русской палеографии, полагал, что его читателям будет скучно узнавать о том, «какова длина палочки у буквы „Л“». Однако история подделок и их разоблачений средствами эпиграфики и палеографии должна читаться как настоящий детективный роман, который, будем надеяться, когда-нибудь будет написан.

«Красивый почерк», «великолепный шрифт», «прекрасная рукопись» — такими словами мы часто характеризуем и старинные, и современные письмена. И действительно, многие рукописи выглядят как настоящие произведения искусства. Узорному орнаменту готических соборов отвечают ломаные линии средневекового «готического» письма. Византийскому великолепию храмов и облачений священнослужителей соответствует рукописная вязь средневековых греческих и русских письмен. Строгой монументальности египетской архитектуры отвечает общий стиль египетской иероглифики, здесь проявляется одна и та же эстетическая «модель мира». А каллиграфия арабов является, по существу, одним из видов средневекового арабского искусства, настолько тесно переплелись здесь искусство письма и искусство орнамента. Более того: по мнению специалистом, именно арабская каллиграфия является таким самобытным видом искусства, на которое не оказывали влияния ни одна страна, ни одни чужеземный стиль.

Коран запрещает художнику изображать живые существа (ибо, изобразив их, он должен дать им и душу, а на это способен только аллах). Единственными областями, куда художник мог направить полет своей фантазии, были орнамент и каллиграфия. И под рукой искусного арабского писца обычные буквы превращались в сказочную вязь, достойную «Тысячи и одной ночи».

Арабские каллиграфы создали более сотни видов почерка (монументальный куфический, скорописный наск и многие другие), настолько разнообразных и гибких, что арабское письмо стало необходимым элементом всякого орнамента. Арабские буквы под рукой каллиграфа приобретают круглую, квадратную, шестиугольную форму, форму плодов, цветов, птиц. Самим надписям придаются фигурные очертания — в виде соловья, розы и т. д. И в то же самое время всегда можно определить «почерк мастера», узнать, какой каллиграф (и писец, и художник одновременно) начертал тот или иной текст.

«Божьей милостью» называли арабы умение писать красиво. Арабские халифы не считали зазорным собственноручно поднести каллиграфу чернильницу, а порой и сами занимались каллиграфией, считая это возвышенным и благородным делом. Арабская каллиграфия, имеете с каллиграфией народов Дальнего Востока — японцев, корейцев, китайцев, — оказала большое влияние на западноевропейскую живопись (однажды, увидев работы одного из современных художников, Дидро Мальро, министр культуры Франции, воскликнул: «Наконец-то, западный каллиграф!») А так как в каллиграфии неразрывно связаны живопись и письмо, то она оказала влияние и на поэтов XX столетия. Недаром один из сборников крупнейшего французского поэта Аполлинера называется «Каллиграммы». С различными шрифтами и почерками экспериментировали советские поэты Владимир Маяковский, Василий Каменский, Велимир Хлебников, поручая свои произведения не типографщикам, а художникам и призывая других поэтов последовать их примеру.

Но эта интереснейшая область исследования на «стыке» поэтики и грамматологии еще ждет своих исследователей. Так же как и другие вопросы «эстетики письма». Почему мы считаем один почерк красивым, а другой — нет? На каких принципах строится «эстетика шрифтов», плакатных и книжных? Существует ли действительно некая «боязнь пространства», стремление на письме не оставлять «вакуума», свободных мест, равномерно распределяя текст по всему пространству? Например, в египетской иероглифике этот принцип строго соблюдается: знаки в строке вписывались в воображаемый квадрат, заполняя всю его площадь, причем, как пишет советский египтолог академик М. А. Коростовцев, «в жертву этому стремлению, обусловленному требованиями эстетики, приносили даже порядок знаков, установленный орфографией».

Ответить на этот вопрос грамматология сможет лишь тогда, когда она пойдет рука об руку не только с эстетикой, но и с наукой о человеческом восприятии — психологией.

етви великого «древа алфавита» развивались и давали начало новым ответвлениям, засыхали и бесследно исчезали; на их базе творцы, вроде Месропа Маштоца, Кирилла или епископа Вульфилы, создавали самобытные виды письма для различных народов. И причины гибели, развития, рождения этих ветвей алфавитного древа лежали главным образом не в совершенстве той или иной системы, а прежде всего были социальными, общественными причинами. Алфавит, изобретенный епископом Вульфилой, был столь же хорошо приспособлен для готского языка, как и алфавит Месропа Маштоца — для армянского. Но первый исчез, имеете с готами, а второй и по сей день остается национальной письменностью армянского народа. То же самое можно сказать и о других системах письма.

Слоговое письмо, изобретенное султаном Нджойя, было, пожалуй, еще более совершенным, чем слоговое письмо народа ваи (ведь оно приближалось к алфавитному). Однако письмом Нджойя пользовался сам султан, его приближенные и небольшая группа лиц, обучившимся ему в школах народа бамум. Со смертью султана постепенно сошло на нет и употребление изобретенного им письма. Народу же ваи, занимающемуся ремеслами и торговлей, письмо было жизненно необходимо — и поэтому это слоговое письмо употребляется и по сей день. Египетские иероглифы применялись на протяжении тысячелетий. И лишь смена религии повела к смене письма, хотя ни население страны пирамид, ни его язык не претерпел существенных изменений.

Какие же ветви древа алфавита продолжают жить и плодоносить в наши дни? Большая часть языков мира, за исключением Индии, Эфиопии, стран Ближнего Востока, Юго-Восточной, и Восточной Азии, «обслуживается» двумя ответвлениями греческого алфавита — латинским и русским письмом.

Письмом на латинской основе пользуется около семидесяти народов Европы, Азии, Африки, Америки, Австралии и Океании — от албанцев до яванцев, от эстонцев до эве, от басков до самоанцев, от литовцев до лингала, от турков до финнов, от суахили до фиджийцев. Естественно, двадцати трех букв латинского алфавита (к которым в средние века добавилась еще одна «основная» — двадцать четвертая буква) явно не хватало, чтобы передать все богатство звуков европейских, а тем более африканских и азиатских языков. Число дополнительных букв латинского письма в наши дни превышает полторы сотни (считая все дополнительные знаки во всех алфавитах на латинской основе). Это главным образом буквы, образованные за счет надстрочных и подстрочных значков, которые ставятся над «основными». Так, латинская буква «i» дала еще девять дополнительных, знаков, «а» — десять, «е» — четырнадцать, к которым следует добавить еще дне дополнительные буквы «е» — греческий эпсилон (в алфавите африканского народа фульбе есть буква е, а другого африканского языка, лингала — 1). Рекорд принадлежит букве «о» — она породила шестнадцать новых знаков (плюс три варианта знака в некоторых африканских алфавитах).