Г. Коган - Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования

С. А. Рейсер в статье "Петербургские пожары 1862 года" привел не известную ранее переписку министра народного просвещения Головнина с Валуевым от 30-31 мая 1862 г., в которой Головнин ставил перед Валуевым вопрос об опубликовании правительством заявления о том, что " в числе заподозренных в поджогах нет студентов " и что " обвинение, которое распускается против них в поджоге, несправедливо ". Валуев ответил отказом [89].

В настоящее время мы имеем возможность познакомить читателя с этой перепиской несколько шире.

Головнин поднял этот вопрос в своем всеподданнейшем докладе 30 мая:

" …В городе весьма распространился слух между народом, будто бы главные виновники в поджогах здешние студенты, и положение молодых людей даже сделалось опасным ".

Головнин одновременно ставит царя в известность, что " Общество для пособия бедным учащимся решилось приобрести на 2500 р. статского платья, чтоб раздать неимущим студентам, которые кроме старых форменных сюртуков и мундиров, не имеют другой одежды ", и тем предохранить студентов от возможных последствий народного гнева [90].

Ответ Валуева уже известен. Остальные три ответа по существу совпали с ответом Валуева.

Резолюция царя гласила:

" Распоряжение одобряю. Вот последствие безрассудного поведения нашей университетской молодежи ".

Таким образом, царь ответил лишь на один вопрос и умолчал о другом, основном. На официальную защиту студенчества и он не согласился и даже косвенно возложил на него вину. Ответ Долгорукова был схож с валуевским. Это был отказ с еще более циничной формулировкой.

Долгоруков писал:

" …С тех пор как здешний университет закрыт, студентов нет, и если бывшие студенты будут одеваться, как прочие граждане, то между ними и сими последними разница исчезнет, а вместе с тем они освободятся и от опасности, которой теперь подвергаются. Кроме того подозрение в поджигательстве распространяется на лица всех сословий, смотря по свойству людей, которых подозревают… " [91]

Несколько иначе преподнес свой отказ петербургский генерал-губернатор А. А. Суворов. " Отвечайте студентам ", — писал он Головнину. — Sic transit gloria mundi [92] 1861 г. — вся публика была на их стороне. 1862 г. — совершенный контраст и без пожаров. Напрасно некоторые думали, что пьедестал, который им возведен был неосторожно, не разрушится, виноваты некоторые, терпят все, я говорю здесь о студентах. Нельзя сравнить их с медиками в холеру [93] . Публиковать невозможно. Кружки не чужды пожарам, а в кружках есть и студенты… [94]"

Итак, четыре отказа, и все они свидетельствуют о том, что не в интересах правительства было пойти на официальную реабилитацию студенчества. Лишь позднее, когда появились требования опубликовать результаты следствия, а сделать это не было возможности, поскольку в руках правительства не было ни одного доказательства виновности обвиняемых, оно вынуждено было пойти на частичную, неофициальную реабилитацию. Эту роль взяли на себя, по выражению А. Н. Пыпина, те самые " мутные органы печати " [95], которые ранее способствовали распространению клеветы.

Так поступила "Северная пчела", которая постепенно начинает отходить от высказанного ею 30 мая. Уже в № 151 она пишет: " Здравый ум публики, растерявшейся в первые минуты испуга, уже начинает видеть, до какой степени преувеличены прежние слухи ", на что получает резкую отповедь от "Искры": " Кто растеривается во время народных бедствий, тому вовсе не следует выходить на общественную арену, а следует сидеть за печкой, дома " [96].

Несколько позднее ту же позицию займет и "Наше время". Поворот этой газеты особенно любопытен. В № 122, 9 июня, и № 127, 15 июня, помещены описания петербургских пожаров в виде писем "К редактору газеты", подписанных буквой X.

9 июня X. писал:

" …Во всех сословиях обвиняют в поджогах политических деятелей — уверенность в этом общая <���…> В комиссии целая комната завалена зажигательными снарядами различных свойств… "

И тот же X. через 6 дней, 15 июня, высмеивает все слухи, называет их фантастическими, описывает случай " с представленным в полицию " заподозренным в поджигательстве, у которого " при обыске из зажигательных орудий открыта только колбаса с перцем и чесноком ". Тут же X. хвалит следственную комиссию за то, что она " не спешит отсылать обвиняемых в военный суд, взвешивает улики и свидетельства. Иногда двое, трое свидетелей показывают, что видели, как поджигал подсудимый, да на видение-то их положиться трудно ". "Journal de St. Petersbourg" (№ 136, 18 и 19 июня) предостерегал читателей от " преувеличенных заключений ": " пожары всегда случались очень часто в России ", " следствие производится весьма деятельно, но… в случаях такой важности нельзя ограничиваться одними подозрениями ".

Раз следствие ничего не дало и опубликовать результаты его правительство не могло, не оставалось ничего другого, как идти на попятный. Например, Валуев в записке 9 июня 1862 г. предлагал сообщить " о найденных у разных студентов горючих материалах ", когда ни одного такого случая не было [97]. В докладе Суворова, представленном царю 11 сентября 1862 г., с предельной ясностью показано, что все обвинения " левых " кончились скандальным провалом. Очевидно поэтому в проекте высочайшего повеления вопрос о пожарах не нашел себе места [98].

" …С открытием комиссии , — писал Суворов, — полиция передала в ее распоряжение 48 лиц разного звания, взятых под стражу по подозрению в поджигательстве. В числе арестованных находились

а) лиц податного состояния — 19,

б) нижних воинских чинов — 5,

в) солдатских жен — 1,

г) детей — 1,

д) чиновников — 5,

е) разночинцев — 6,

ж) бывших студентов С.-Петербургского университета — 1,

з) студентов императорской Медико-хирургической академии — 2,

i) домашних учительниц — 1

и) уроженцев остзейских губерний — 3,

к) иностранцев — 3.

В ведение комиссии передан был также и бывший учитель Лугского уездного училища Викторов, арестованный за поджоги, сделанные в городе Луге. Вместе с арестованными препровождаема была в комиссию и вся переписка о них, заключавшая в себе первоначальные сведения о причине заарестования лиц, взятых под стражу.

По рассмотрении в комиссии означенной переписки и по внимательном обсуждении свойства причин, возбудивших подозрение в поджигательстве или в намерении совершить иное, по некоторым делам оказалось, что подвергшиеся аресту лица были заподозрены публикою без всяких юридических обоснований и что самое задержание тех лиц произведено полициею преимущественно с целью избавления заподозренных людей от насильственных действий со стороны толпы народа, раздраженного бывшими тогда пожарами. Такие лица безотлагательно освобождались следственною комиссией из-под стражи и затем всякое дальнейшее производство в отношении их прекращалось.