Г. Коган - Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования

8 февраля 1881 г. на университетском акте группа студентов устроила демонстрацию против министра народного просвещения. В связи с этим несколько человек было привлечено к университетскому суду под председательством профессоров А. С. Фаминцына и Миллера. Отчет об этом деле был опубликован в "Правительственном вестнике" и в "Новом времени". — № 1786. — 16 февраля.

14 февраля состоялось чествование памяти Достоевского С.-Петербургским Славянским обществом.

" Чествование началось речью председателя, проф. К. Н. Бестужева-Рюмина <���…> Место у кафедры занял проф. О. Ф. Миллер, прочитавший стихотворение г. Случевского, посвященное изображению впечатления, произведенного на все русское общество смертью и погребением его любимца — Достоевского, "любившего, по выражению поэта, так смело и мучительно" ".

Затем Миллер прочел "Воспоминания о Достоевском" А. Н. Майкова, Н. Н. Страхов произнес обширную речь, в которой привел отрывок из письма к нему Л. Н. Толстого с восторженным отзывом о "Записках из Мертвого дома". Вечер окончился " горячей речью " Миллера (Новое время. — № 1786. — 16 февраля. Ср. сб. "В память Ф. М. Достоевского. Торжественное собрание С.-Петербургского Славянского общества 14 февраля 1881 г.". — СПб., 1881.)

14 февраля в газете Аксакова "Русь", № 14, было напечатано "Письмо Достоевского в 1878 году к московским студентам" (Письма. — IV. — С. 16-19).

Александр Егорович Ризенкампф (1821-19?) — врач, приятель Достоевского в юношеские годы, автор обширных "Записок", в которых немалое место уделено Достоевскому. См. с. 383 настоящ. тома.

8 февраля 1881 г., в № 1778 "Нового времени", было помещено " письмо к издателю " А. М. Достоевского, представлявшее собой отклик на статью А. С. Суворина "О покойном". По словам А. М. Достоевского, одно место в этой " прочувственной и высокосимпатичной статье " его " сильно поразило и удивило " — а именно, указание, что Достоевский страдал с детских лет падучей болезнью.

Опровергая это утверждение, Андрей Михайлович писал, между прочим:

" С 1843 года до апреля 1849 года (времени его ареста), я, за редкими исключениями, почти еженедельно видался с братом, но никогда, в продолжительных наших беседах, не слыхивал от него об этом недуге; а следует заметить, что он своих болезней не скрывал от меня и часто жаловался, что худо себя чувствует. Правда, в этот период времени (не помню уже, с какого именно года) он был несколько раздражителен и, кажется, страдал какою-то нервною болезнью. Мне часто приходилось видеть записки его, оставляемые им на ночь, приблизительно следующего содержания: "Сегодня со мной может случиться летаргический сон, а потому — не хоронить меня (столько-то) дней". Но, скажу еще раз, о "падучей" в этот период времени он никогда не упоминал. Наконец, я помню слышанное от него самого, что эта болезнь приобретена им во время нахождения его в Сибири. Вероятно, в моих бумагах найдутся и письменные доказательства (его руки), подтверждающие мои слова ".

Вопрос о времени и причине заболевания Достоевского эпилепсией до сих пор не выяснен окончательно. Публикуемое письмо Ризенкампфа можно рассматривать как авторитетное свидетельство о страшном преступлении, совершенном самодержавием по отношению к великому писателю.

Посылая редактору "Нового времени" копию письма Ризенкампфа, A. M. Достоевский писал:

" Из прилагаемой копии <���…> вы увидите, что доктор Ризенкампф определяет начало болезни в 1851 году и притом приводит причину этой болезни, столь возмутительную, что, читая о ней, невольно содрогаешься " (Новое время. — 1881. — 1 марта. — № 1798).

П. К. Мартьянов, также касающийся в своих воспоминаниях этого трагического эпизода из биографии Достоевского, утверждает, что генерал де Граве " остановил приготовления к экзекуции, а плац-майору Кривцову сделал публичный выговор и строго подтвердил, чтобы больных арестантов отнюдь не подвергать наказаниям " (Дела и люди века. Отрывки из старой записной книжки, статьи и заметки. — Т. III. — СПб., 1896. — С. 269-270). Ср. Черевин Н. Т. Полковник де Граве и Ф. М. Достоевский // Исторический вестник. — 1889. — № 2. — С. 318.

Сергей Федорович Дуров (1816-1869) — поэт-петрашевец, организатор кружка, в который входил перед арестом Достоевский.

В. Г. Кривцов (ум. в 1861 г.) выведен Достоевским в "Записках из Мертвого дома". Был за злоупотребления снят с должности и разжалован.

Это письмо Достоевского к Ризенкампфу неизвестно.

10 марта Ризенкампф снова писал А. М. Достоевскому:

" …Что касается письма доктора Яновского, то по прочтении его я сначала подумал, что по преклонности лет <���…> он многое позабыл и перепутал <���…> Дело в том, что покойный Федор Михайлович любил иногда скрывать именно перед ближними свои недуги и свои денежные затруднения. В сентябре 1843 года, поселившись с ним на одной квартире, я не скоро узнал, что он страдает некоторыми болезнями <���…>, притом весьма тяжкими. Он держался правила: "Откройся только тому, кто в состоянии тебе помочь". Со стоическим терпением он ходил на службу, страдая невыносимо от нарывов, а между тем даже ближайший друг его Григорович об этом ничего не знал. При гостях первым его старанием было всегда развлечь их; он казался неизменно веселым и развязным, несмотря ни на какие страдания. Может быть, и о "кондрашке с ветерком" он открывался только одному пользовавшему его врачу г. Яновскому.

Между нами скажу, что какая-то злосчастная звезда привела Федора Михайловича именно в Омск.

Я был по распоряжению генерал-губернатора Восточной Сибири графа Муравьева-Амурского в 1848 году назначен управляющим Нерчинским главным гарнизонным госпиталем и его отделениями в Шилкинском заводе и на Карийских золотых промыслах. Здесь у меня пользовались в 1849 году Петрашевский, Григорьев, Львов (Момбелли и Спешнев находились в Кутомарском заводе). При цивилизованном горном начальстве, при протекции ссыльных князей Волконского, Трубецкого и других богачей, участь их была облегчена до самой возможности. Не так было с Федором Михайловичем и Дуровым, которых я увидел в 1851 году при переезде через Омск, о чем я и сообщил штаб-доктору Ивану Ивановичу Троицкому. Этот благородный человек им посылал обед и ужин со своего стола; с глубоким состраданием он говорил мне: "Жаль, жаль Достоевского! Дошло до того, что он у нас нажил падучую болезнь!" Впоследствии, во время службы моей при Омском госпитале, он мне не раз повторял эти слова, вспоминая о бесчеловечных поступках с Федором Михайловичем и удивляясь контрасту между тогдашним Западно-Сибирским и гуманным управлением графа Муравьева.