Владимир Мавродин - Происхождение названий Русь, русский, Россия

Некоторые исследователи считали, что термин «Русь» в русском языке происходит от финского названия шведов «ruotsi», как выходцев из Roslagen'a — области, расположенной на шведском побережье против Финляндии (аналогично древнерусскому «сумь» от «Suomi»). Объяснение финского названия шведов от «Roslagen» правдоподобно, но возведение славянского «русь» к «ruotsi» небезупречно в фонетическом отношении (в русском языке финское «ruotsi» звучало бы не «русь», а «ручь»).

Кроме того, следует учесть, что самое название шведов финнами «ruotsi» могло быть результатом знакомства финнов с теми шведами, которые приходили за данью в их земли с юга, из Новгорода. Здесь, на севере, как и на западе, в Ингельгейме, и на востоке, в странах мусульманского Востока и в Византии, они называли себя «русами», ибо представляли русского князя и Русскую землю.

Некоторые характерные особенности «русов», судя по арабоязычным источникам IX–X вв., которые могут быть сочтены за признаки, свойственные скандинавам, на самом деле служат свидетельством лишь того, что среди русов-славян, свободно общавшихся в Малой Азии со своими соплеменниками — славянами, о чем еще в начале IX в. писал Ибн-Хордадбег, заявлявший, что «русы… принадлежат к славянам», были и скандинавы, они именовали себя «русами» в силу своей службы князьям Руси.

Рассмотрим еще один аргумент, выдвигаемый сторонниками норманского происхождения термина «русь».

Речь идет о названии днепровских порогов. В сочинении византийского императора Константина Багрянородного (X в.) приводится название днепровских порогов «по-русски» и «по-славянски». Действительно, некоторые названия порогов «по-русски» суть термины скандинавского происхождения (например, Улворси — от Holmfors — остров водопада, Варуфорс — от Barufors — порог волны), тогда как названия «по-славянски» Островунипраг, Вульнипраг, Неясыть и др.

Чем же объяснить это? Нет сомнений, информаторами Константина Багрянородного были люди, хорошо знавшие плаванье по великому водному пути «из варяг в греки». Они и передали две географические номенклатуры днепровских порогов. При этом славянский информатор понятные ему слова назвал славянскими, а непонятные, скандинавские, окрестил «русскими». Ведь среди хорошо известных в Константинополе послов русских князей было много варягов, считавших себя русскими именно в силу своей службы русским князьям («конунгам» «Кенугарда» — Киева и «Хольмгарда» — Новгорода).

Они же, видимо, были в числе информаторов Константина Багрянородного, ибо благодаря им славянский Новгород получил в сочинении византийского императора скандинавское окончание «гард» («Немогард»).

Кстати, отметим взаимопроникновение скандинавских и славянского, русского языка. Константин Багрянородный сообщает, что первый порог Днепра носил название «Эссупи», что и по-«русски», и по-«славянски» означает одно и то же — «не спи». «Русское» название седьмого порога «Струкун» звучит по-славянски.

Следовательно, в «русских» названиях днепровских порогов сторонники скандинавского происхождения термина «Русь» не могут найти прочную опору своим взглядам. Наличие среди русских послов, купцов и воинов норманнов, считавших себя «русскими», как уже говорилось, в силу своего проживания на Руси и службы русским князьям, никто не отрицает. Находясь на службе у русских князей, они, как и во многих других странах Западной Европы, выступали в роли посланцев, представляя за рубежом тех, кому служили. Так было и во времена посольства русского кагана в 839 г., когда его посланцы оказались принадлежащими «к народности шведской». Служа русским князьям на «Руси», т. е. в Среднем Приднепровье, варяги действовали от их имени, представляли Русь, а не Скандинавию, считали себя принадлежащими к «народу рос», к «русам». То, что посланцы кагана народа «рос» оказались шведами, не должно никого удивлять, так как норманны — морские разбойники, купцы, грабители и воины-наемники — в те времена уже появлялись в подобных ролях и на западе, и на востоке Европы.

За границей государства народа «рос» они, представители русского кагана, естественно, именовали себя «русами», «росами», подобно тому как это делали не только послы «от рода Русского» времен Олега и Игоря, все эти Фарлафы, Карлы, Инегелды, Руальды и т. д., но и русские дипломаты иноземного происхождения XV–XVIII вв. (греки, итальянцы, молдаване, голландцы и др.): Траханиот и Фрязин, Спафарий и Виниус, Кантемир и Шафиров.

В этой связи нельзя не вернуться к сообщению Бертинских анналов. Почему когда посланцы кагана «народа Рос» в Ингельгейме упорно называли себя русскими, это вызвало подозрение у германского императора и, настойчиво допрашивая их, он выяснил, что они шведы? Видимо, потому, что в Западной Европе в те времена хорошо знали не только норманнов, но и русов, которые, в представлении Людовика Благочестивого, как и многих его современников, отличались от норманнов. И когда шведы в Ингельгейме заявляли, что они русские, это вызывало подозрение. Их посчитали теми лазутчиками, отряды которых высылали норманны, готовя свои вторжения, грабительские набеги и завоевания.

О Руси на Западе уже кое-что слышали. Мы не знаем, когда Запад узнал о Руси, о русах, но вряд ли случайны упоминания о них, союзниках арабов в борьбе с Карлом Великим в Испании, в тех строках замечательного произведения западноевропейского средневековья «Песни о Роланде», которые и в наши дни остаются еще загадкой, так как нет пока основания полагать наличие русских в составе арабских войск во времена битвы в Ронсевальском ущелье в Пиренеях. При этом нас не должно смущать то обстоятельство, что басков, сражавшихся в 744 г. против войск Карла Великого в Ронсевальском ущелье, «Песнь о Роланде» заменила арабами.

Важно, что средневековый эпос не только знал русских, но и счел возможным связать их с арабским Востоком. И в этом нельзя не усмотреть указание на реальное, а не только легендарное историческое прошлое русских.

Русы могли быть не только врагами арабов, принимая участие в военных действиях в составе хазарских войск, но и поступать на службу к арабам, проникая далеко в глубь земель халифата. Хорошо информированный автор I половины IX в., восточный писатель Ибн-Хордадбег, говорит о постоянных путешествиях русов-купцов до Багдада, а другой восточный автор Абдул-Касим сообщает о вторжении русов в Аравию для овладения Багдадом. А эти сведения восходят ко времени не позже начала IX в.

Мы не знаем, когда сложились и те сказания, которые послужили основой повествования о «витязях из руссов» (Riuzen), «витязях из Киевской земли» («van dem Lande ze Kiewen») в «Песне о Нибелунгах», но вряд ли ошибаемся, если отнесем их к ранней, гораздо более ранней, чем XII в., эпохе.