Вильгельм Гумбольдт - Язык и философия культуры

Труднее всего понять это в случае с естествоиспытателем, и для этого нужна была бы самостоятельная пространная дискуссия. Мы довольствуемся здесь лишь тем замечанием, что трудными пунктами в этом отношении являются для исследователя живой природы понятие жизни, для наблюдателя мертвой природы — понятие движения в сфере динамики, понятие родства в сфере химии.

Даже математика никоим образом не является здесь исключением. То, на чем она целиком и полностью основывается — конструкция, — допускает лишь демонстрацию и копирование, но не объяснение. Ибо в ней заключено нечто большее, чем простое понятие, и это большее не извлекается из чувственной природы.

Существуют лишь два способа сделать что-либо собственно понятным: 1) когда это нечто действительно обнаруживают в окружающей нас природе; 2) когда указывают на понятия, из которых оно выводится как обязательное следствие. То, о чем мы здесь говорим, не подходит ни под один из случаев, и тем самым ясно, что оно: 1) является продуктом самостоятельной деятельности (а не чем-то, извлеченным из внешней природы); 2) является продуктом изначальной деятельности, и нет ничего более исходного, от чего оно зависело бы и на основе чего его, следовательно, можно бы было понять.

Но поскольку должна существовать возможность проследить за каждым чисто духовным процессом, вплоть до обнаружения в нем первоначальной самостоятельной деятельности, то в каждом таком процессе неизбежно должен иметься недоступный пониманию момент, для которого уже недостаточно чисто рациональных операций.

16. То, что обнаруживается во всех этих выдающихся людях (2), не есть нечто, просто приносящее пользу или доставляющее удовольствие, всего лишь снабжающее человека средствами или непосредственно льстящее его чувственным склонностям; это нечто глубоко проникает в человечество и укрепляет его внутренние силы.

Так, мы отличаем подлинного поэта, позволяющего нам глубоко заглянуть в самих себя и в окружающий мир, от всего лишь приятного или красноречивого, идеально устроенного человека, от всего

Лишь полезного коммерсанта, добродушного отца семейства или занимательного собеседника и т. п.

Оно имеет (3) такой характер, что тот, кто им обладает, тем самым несет в себе более возвышенную человечность. Даже если бы сам по себе он был развит только односторонне, если бы это истинно великое не имело над ним абсолютной власти, оно все равно вписывалось бы в каждый образ совершенного человека и в своем воздействии на других всегда питало бы и укрепляло это совершенство.

Лишь подлинный поэт благотворно воздействует на характер; всякий другой либо вреден для внутреннего развития, либо не имеет для него никакого значения. В этом смысле первое требование, предъявляемое ко всякому художнику, — это быть нравственным. Если великий художник не всегда является также великим человеком, то это лишь потому, что он не является художником во всех аспектах своего существа и во все моменты своей жизни.

На подобном родстве лучшего в каждом с лучшим в человечестве основывается возможность нахождения той единственной позиции, с которой можно все сравнивать и все оценивать. Но без такой позиции человек не смог бы ни надлежащим образом усваивать то, что его окружает, ни творчески на это воздействовать, ни переносить мир в свою индивидуальность, ни вновь переносить ее печать на окружающую действительность, а ведь только это является конечной целью его устремлений, единственным источником истинно человеческого наслаждения.

А потому ошибочно предписывать отдельным разновидностям человеческой деятельности особые законы, следование которым должно само по себе привести их в соответствие с общечеловеческими достоинствами. Непосредственно и только тогда, когда искусство является настоящим искусством, а философия — настоящей философией, они оказывают благотворное влияние на характер.

Те выдающиеся люди, которые служат для нас образцом, имеют (4) определенную и оригинальную индивидуальность. Индивидууму достаточно лишь полностью развить в себе человеческие качества, и он наверняка окажется уже человеком в собственном смысле этого слова, и точно так же обстоит дело с художником, философом, естествоиспытателем, но только всегда в соответствии с тем объемом возможностей, который допустим в каждом из этих видов деятельности при учете общего требования многообразия в отдельном.

То, что делает этих людей великими (5), не имеет границ усовершенствования. Оно уходит в бесконечность, и не существует такого пункта, в котором оно достигало бы своей конечной цели и исчерпывало бы себя; это есть энергия живой силы, а жизнь произрастает от жизни.

Но оно, наконец, (6) также оплодотворяет и воодушевляет все вокруг. Само живое, оно повсюду испускает из себя искры жизни; и в своей всеобщей действенности оно имеет три существенных отличительных признака.

Во-первых, оно оказывает свое воздействие не посредством заранее составленных планов, преднамеренных изменений, вообще не посредством деятельности, направленной на других. Только тем, что оно есть, что оно функционирует и воспринимается, оно уже оказывает свое формирующее влияние.

Во-вторых, оно воздействует на людей с самой различной индивидуальностью. Для него достаточно натолкнуться лишь на небольшую часть того, что есть в нем самом; если оно обнаруживает хоть малейший проблеск, если шлаки, скрывающие его, еще не слишком грубы и непроницаемы, оно пробуждает полуугасшую искру и превращает ее в согревающее пламя.

В-третьих, тех, на кого оно воздействует, оно не полностью уподобляет той индивидуальности, которая, собственно, является его носителем; далее, оно не придает им какой-либо определенной формы, но побуждает их найти ту, которая им наиболее свойственна. Ибо она пробуждает их внутреннюю жизненную силу, а последняя, естественно, формирует в них характер, который соответствует только им.

Наиболее красноречивое доказательство этого утверждения — любовь. Ни в чем другом то, о чем мы здесь говорим, не оказывает столь сильного и определенного воздействия, а потому подлинная любовь никогда не приводит к уподоблению, но только — к идеальной гармонии характеров. Оба любящих сохраняют своеобразие своих характеров, и оба совместно движутся к идеалу, который объединяет их в одной идее и в одном образе, отражающемся в зеркале их фантазии, воодушевленной страстью.

Человек обычно оказывает воздействие на окружающих либо своей личностью, либо своим трудом. Но великий человек вкладывает свою личность в свои произведения и тем самым продлевает свое бытие далеко за пределы своей жизни. Поэтому все книги и произведения искусства можно подразделить на живые и мертвые; только первые могут просвещать, последние — лишь поучать.