Клайв Льюис - Племянник чародея with W_cat

[ 849 849 Покуда лев говорил, дети глядели ему прямо в лицо, и вдруг – ни Полли, ни Дигори так и не поняли, как это случилось, – оно превратилось в сияющее золотое море, в которое они погрузились, окруженные любовью и могучей силой, и они почувствовали такое блаженство, словно никогда до этого не знали ни счастья, ни мудрости, ни доброты, ни вообще жизни и пробуждения. Память об этом мгновении навсегда остались с ними, и до конца своих дней в минуты грусти, страха или гнева они вспоминали это золотое блаженство, и казалось, что оно и сейчас недалеко, чуть ли не за углом, – и душу их наполняла спокойная уверенность. А еще через минуту все трое – дядя Эндрью успел проснуться – уже оказались в шумном и душном Лондоне. ] Both the children were looking up into the Lion’s face as he spoke these words. And all at once (they never knew exactly how it happened) the face seemed to be a sea of tossing gold in which they were floating, and such a sweetness and power rolled about them and over them and entered them that they felt they had never really been happy or wise or good, or even alive and awake, before. And the memory of that moment stayed with them always, so that as long as they both lived, if ever they were sad or afraid or angry, the thought of all that golden goodness, and the feeling that it was still there, quite close, just round some corner or just behind some door, would come back and make them sure, deep down inside, that all was well. Next minute all three of them (Uncle Andrew now awake) came tumbling into the noise, heat, and hot smells of London.

[ 850 850 Они стояли на мостовой перед домом Кеттерли, и если бы не исчезли колдунья, извозчик и лошадь, все было бы точно так же, как перед путешествием. Все так же стоял фонарный столб без одной перекладины, все так же лежали на мостовой обломки кэба, и все так же вокруг них сгрудилась толпа. Все говорили по-прежнему; кое-кто склонился к оглушенному полисмену, и то и дело слышалось «Вроде очнулся!..», или «Ну как, старина, получше тебе?», или «Скорая помощь мигом приедет». ] They were on the pavement outside the Ketterleys’ front door, and except that the Witch, the Horse, and the Cabby were gone, everything was exactly as they had left it. There was the lamp-post, with one arm missing; there was the wreck of the hansom cab; and there was the crowd. Everyone was still talking and people were kneeling beside the damaged policeman, saying things like, “He’s coming round” or “How do you feel now, old chap?” or “The Ambulance will be here in a jiffy.”

[ 851 851 – Ничего себе! – поразился Дигори. – Здесь, кажется, и секунды не прошло! ] “Great Scott!” thought Digory, “I believe the whole adventure’s taken no time at all.”

[ 852 852 Большинство зевак озиралось в поисках Джадис и лошади. Детей никто даже не заметил – ни тогда, ни сейчас. Что же до дядюшки Эндрью, то одежда его была в столь плачевном состоянии, а физиономия так основательно вымазана медом, что узнать его было просто невозможно. К счастью, дверь в дом была открыта, и служанка наблюдала из дверного проема за всей комедией – какой все-таки славный выдался ей денек! – так что дети без труда затащили дядюшку внутрь еще до того, как его успели бы заметить. ] Most people were wildly looking round for Jadis and the horse. No one took any notice of the children for no one had seen them go or noticed them coming back. As for Uncle Andrew, what between the state of his clothes and the honey on his face, he could not have been recognized by anyone. Fortunately the front door of the house was-open and the housemaid was standing in the doorway staring at the fun (what a day that girl was having!) so the children had no difficulty in bustling Uncle Andrew indoors before anyone asked any questions.

[ 853 853 Когда он помчался вверх по лестнице, Полли и Дигори испугались, не торопится ли он припрятать оставшиеся кольца. Но беспокоились они зря. На уме у дядюшки была исключительно бутылка, стоявшая у него в гардеробе, так что он мгновенно исчез у себя в спальне и заперся на ключ, а когда вскоре появился снова, то уже надел халат и направился прямо в ванную. ] He raced up the stirs before them and at first they were very afraid he was heading for his attic and meant to hide his remaining magic rings. But they needn’t have bothered. What he was thinking about was the bottle in his wardrobe, and he disappeared at once into his bedroom and locked the door. When he came out again (which was not for a long time) he was in his dressinggown and made straight for the bathroom.

[ 854 854 – Ты достанешь остальные кольца, Полли? Я хочу к маме. ] “Can you get the other rings, Poll?” said Digory. “I want to go to Mother.”

[ 855 855 – Конечно. Пока, – Полли побежала на чердак. ] “Right. See you later,” said Polly and clattered up the attic stairs.

[ 856 856 Дигори остановился перевести дыхание, а потом тихо пошел в спальню к маме. Как всегда, она лежала на подушках с таким исхудалым бледным лицом, что при виде ее хотелось плакать. Дигори достал из кармана свое Яблоко Жизни. ] Then Digory took a minute to get his breath, and then went softly into his Mother’s room. And there she lay, as he had seen her lie so many other times, propped up on the pillows, with a thin, pale face that would make you cry to look at. Digory took the Apple of Life out of his pocket.

[ 857 857 Точно так же, как ведьма Джадис выглядела в нашем мире не так, как в своем собственном, изменило свой вид и яблоко из горного сада. В спальне, конечно же, было немало разноцветных вещей – покрывало на постели, обои, солнечный свет из окна, красивая голубая пижама матери Дигори. Но когда он достал яблоко, все эти цвета вдруг побледнели, и даже солнечный свет стал казаться выцветшим. Оно было такое яркое, что отбрасывало странные блики на потолок, и все, кроме яблока, теперь не стоило в этой комнате и взгляда. А запах от Яблока Молодости шел такой, словно кто-то приоткрыл окошко прямо на небеса. ] And just as the Witch Jadis had looked different when you saw her in our world instead of in her own, so the fruit of that mountain garden looked different too. There were of course all sorts of coloured things in the bedroom; the coloured counterpane on the bed, the wallpaper, the sunlight from the window, and Mother’s pretty, pale blue dressing jacket. But the moment Digory took the Apple out of his pocket, all those things seemed to have scarcely any colour at all. Every one of them, even the sunlight, looked faded and dingy. The brightness of the Apple threw strange lights on the ceiling. Nothing else was worth looking at: you couldn’t look at anything else. And the smell of the Apple of Youth was as if there was a window in the room that opened on Heaven.

[ 858 858 – Ой, милый мой, какая прелесть, – сказала больная. ] “Oh, darling, how lovely,” said Digory’s Mother.

[ 859 859 – Ты ведь съешь его, правда? Пожалуйста. ] “You will eat it, won’t you? Please,” said Digory.

[ 860 860 – Уж не знаю, что скажет доктор, – отвечала она, – но… кажется, я могла бы попробовать. ] “I don’t know what the Doctor would say,” she answered. “But really—I almost feel as if I could.”

[ 861 861 Дигори почистил яблоко, нарезал его и по кусочкам отдал ей. Не успела мама доесть, как улыбнулась и, откинув голову на подушку, заснула самым настоящим глубоким сном, без этих мерзких таблеток, без которых, как знал Дигори, она не могла прожить и дня. И он ясно увидел, что лицо ее переменилось. Наклонившись, Дигори поцеловал маму и украдкой выскользнул из комнаты. Сердце его колотилось, а в руке он сжимал сердцевинку яблока. До самого вечера, глядя на окружавшие его обыкновенные, ничуть не волшебные вещи, он то и дело терял надежду, но вдруг вспомнил лицо Аслана – и ободрился духом. ] He peeled it and cut it up and gave it to her piece by piece. And no sooner had she finished it than she smiled and her head sank back on the pillow and she was asleep: a real, natural, gentle sleep, without any of those nasty drugs, which was, as Digory knew, the thing in the whole world that she wanted most. And he was sure now that her face looked a little different. He bent down and kissed her very softly and stole out of the room with a beating heart; taking the core of the apple with him. For the rest of that day, whenever he looked at the things about him, and saw how ordinary and unmagical they were, he hardly dared to hope; but when he remembered the face of Aslan he did hope.

[ 862 862 Вечером он зарыл сердцевинку на заднем дворе. ] That evening he buried the core of the Apple in the back garden.