Елена Чиркова - История капитала от «Синдбада-морехода» до «Вишневого сада». Экономический путеводитель по мировой литературе

Гобсек – отменный переговорщик и deal-maker. Его монолог, когда графиня приходит наконец закладывать все свои драгоценности, просто блестящий образец переговорного мастерства:

Хороши! Ах, хороши! Такие бриллианты до революции стоили бы триста тысяч! Чистейшей воды! Несомненно, из Индии – из Голконды или из Висапура. Да разве вы знаете им цену! Нет, нет, во всем Париже только Гобсек сумеет их оценить. При Империи запросили бы больше двухсот тысяч, чтобы сделать на заказ такие уборы. – И с досадливым жестом он добавил: – А нынче бриллианты падают в цене, с каждым днем падают! После заключения мира Бразилия наводнила рынок алмазами, хоть они и желтоватой воды, не такие, как индийские. Да и дамы носят теперь бриллианты только на придворных балах. Вы, сударыня, бываете при дворе?

Гобсек зарабатывает не только на своем капитале, но и интеллектом:

При заключении договора, по которому Франция признала Республику Гаити, Гобсека назначили членом комиссии по оценке и ликвидации владений французских подданных в этой бывшей колонии и для распределения между ними сумм возмещения убытков, ибо он обладал большими сведениями по части старых поместий в Сан-Доминго, их собственников и плантаторов. Изобретательность Гобсека тотчас подсказала ему мысль основать посредническое агентство по реализации претензий бывших землевладельцев и их наследников, и он получал доходы от этого предприятия наравне с официальными его учредителями, Вербрустом и Жигонне, не вкладывая никаких капиталов, так как его познания являлись сами по себе достаточным вкладом.

Наконец, своими сделками Гобсек вершит социальную справедливость, как он ее понимает. К тем, кто в долгах как в шелках по причине мотовства, Гобсек не имеет ни капли сострадания и дает им деньги лишь под грабительские проценты: «Я беру за кредит по-разному, – самое меньшее – пятьдесят процентов, сто, двести, а когда и пятьсот». А вот молодому поверенному – тому самому, на чьих глазах он уронил двойной наполеондор – на выкуп конторы его разорившегося патрона Гобсек готов дать под 12–15 процентов годовых, но при условии, что заимодавец будет вести скромный образ жизни: «Смотрите не роскошествуйте, а то лишитесь моего доверия. Не вздумайте поставить дом на широкую ногу. Наймите старуху-кухарку, вот и вся прислуга. Я буду навещать вас…». (Уроки бы Гобсека современным американским ипотечным заемщикам!) Как выясняется впоследствии, когда поверенный уже рассчитался по кредиту, Гобсек готов был помочь и бескорыстно, но не сделал этого из благих побуждений: «Сын мой, я избавил тебя от признательности, я дал тебе право считать, что ты мне ничем не обязан». Этому читатель верит безоговорочно, ибо Гобсеку незачем лукавить: поверенному завещано его состояние.

Гобсек разрабатывает план и помогает графу – мужу спустившей свое состояние из-за любовника-игрока светской дамы – сохранить свой капитал и имущество ради детей. Сделать это ой как непросто, ведь если муж умрет первым, все наследует графиня, а она гораздо моложе. То есть до детей состояние может не дойти. Гобсек даже готов «подставить» свою репутацию ради благого дела:

Я вашу историю наизусть знаю. Эта женщина – демон, а вы, должно быть, все еще любите ее. Понимаю! Она даже и меня в волнение привела. Может быть, вы хотите спасти свое состояние, сберечь его для одного или для двух своих детей? Советую вам: бросьтесь в омут светских удовольствий, играйте для виду в карты, проматывайте деньги да почаще приходите к Гобсеку. В светских кругах будут называть меня жидом, эфиопом, ростовщиком, грабителем, говорить, что я разоряю вас. Мне наплевать! За оскорбление обидчик дорого поплатится! Ваш покорный слуга прекрасно стреляет из пистолета и владеет шпагой. Это всем известно. А еще, советую вам, найдите надежного друга, если можете, и путем фиктивной продажной сделки передайте ему все свое имущество...

Граф следует этому совету и составляет акт передачи своего имущества Гобсеку, оформляется и встречная расписка, согласно которой передача состояния является фиктивной, а Гобсек обязуется вернуть его старшему сыну по достижении совершеннолетия. Но из-за происков жены эта расписка не попадает в руки поверенного, и Гобсек, была бы на то его воля, может теперь попытаться присвоить все богатства скончавшегося графа. Ростовщик разводит бурную деятельность по управлению имуществом и на старости лет позволяет себе чуть-чуть шикануть: «Особняк графа Гобсек сдал внаймы; лето проводил по-барски в его поместьях, держал себя там хозяином, строил фермы, чинил мельницы и дороги, сажал деревья». Но как только приходит срок, Гобсек отдает наследство законному владельцу.

Когда поверенный спрашивает Гобсека, почему только он и граф вызвали его участие, Гобсек отвечает: «Потому что вы одни доверились мне безо всяких хитростей…». Вот такая метаморфоза образа. Бальзаковский ростовщик вызывает больше уважения, чем его «жертвы».

Я немного расскажу об истории процедуры банкротства и долговых тюрем, о которых пойдет речь и в этой, и в следующих главах. Предлагаемый теоретический комментарий относится к обеим, поскольку темы банкротства и долговой тюрьмы тесно связаны друг с другом.

В Древней Греции процедуры банкротства не существовало. Не вернувший деньги должник попросту попадал во временное рабство со всей своей семьей – пока они не возвращали долг трудом. Срок рабства ограничивался, как правило, пятью годами, и попавший в рабство по финансовой несостоятельности не мог подвергаться истязаниям.

Нормы, регулирующие личную ответственность должника перед кредиторами, появились и в Древнем Риме. Там существовало понятие nexum – долговое обязательство под залог личной свободы. По истечении законной просрочки платежа кредитор был вправе арестовать должника и заключить его в свою домовую тюрьму. Три раза в месяц, в базарные дни, кредитор обязывался выводить должника на рынок в надежде, что кто-нибудь – родные, близкие или посторонние – выкупит его из неволи, уплатив долг. Если в ранний период Римской империи должника можно было обратить в раба, то с 326 года н.э. закабалить не возвратившего долг стало невозможно. Однако в пользу кредитора обращалось все его имущество за исключением самого необходимого – как нажитое к моменту банкротства, так и то, которое будет приобретено в будущем, пока долг не будет полностью погашен. В средневековой Италии, которой институт банкротства был крайне необходим из-за обширной купеческой торговли, появился новый правовой инструмент – мировое соглашение должника с кредиторами.