Валерий Кузнецов - Научное наследие Женевской лингвистической школы

Сеше ставил следующие задачи перед теоретической лингвистикой в порядке их усложнения: «Теоретическая наука... может рассмотреть... последовательно различные объекты, которые сами находятся между собой в некотором отношении включения. Сначала она примет во внимание лишь самые общие черты человеческого языка, задастся вопросом о том, какими они должны быть или могут быть, обращая внимание лишь на черты, свойственные языку всего человечества... Затем наука... приближается к фактам и рассматривает... этнические группы... показывая, какие грамматические типы им соответствуют... Последним, наиболее четким и конкретным объектом является индивидуальный язык» [Сеше 2003а: 128].

Общая морфология может рассматриваться как с точки зрения состояний, так и с точки зрения эволюций. Поэтому Сеше различает статическую морфологию и эволюционную морфологию. Науку о звуках он также делит на две дисциплины, которые называет фонологией (изучает состояние) и фонетикой (исследует трансформации звуков). Сеше делает примечание: «Предлагая эти два термина для различения статической науки о звуках и эволюционной науки, мы придерживаемся терминологии, которую использует в своих лекциях профессор Ф. де Соссюр» [Там же: 1112)].

У Соссюра можно обнаружить два определения фонемы: как конкретной не сводимой единицы звуковой цепи и как абстракцию звука. Развив второе определение фонемы, Сеше пошел дальше своего учителя, предложив подходы к изучению фонемы, которые, по существу, предвосхитили дальнейшие фонологические исследования.

Сеше предлагал вполне четкое определение фонологической системы: «Всякий язык предполагает фонологическую систему , то есть совокупность понятий, соответствующих звукам, или... представлений звуков. Фонологическая система составляет часть грамматики языка... Она также образует “форму”... так как можно представить фонологическую систему в алгебраическом виде [13] и заменить тридцать, пятьдесят или сто элементов, которые ее составляют, тем же количеством абстрактных символов, которые сохраняют индивидуальность элементов, но не их материальный характер» [Сеше 2003а: 130].

Эта формулировка, как справедливо отмечает В. М. Алпатов, предвосхищает дальнейшее развитие фонологии [Алпатов 2003: 15]. Сеше в самом начале ХХ в. предвосхитил удивительным образом проблематику, получившую развитие лишь через несколько десятилетий в современной фонологии – структурно-функциональные свойства фонем, семиотический характер этой дисциплины, изучение различительных признаков. В фонологическом учении Сеше содержатся и другие идеи, получившие развитие гораздо позже: фономорфологии [14] , а также «двойной операции», предвосхитившей концепцию «двойного членения» А. Мартине и Л. Прието.

По признанию Р. Якобсона, фонологические идеи Сеше оказали влияние на формирование его собственной фонологической концепции [Jakobson 1962: 312]. «Отдавая себе отчет в том, что “мы еще очень далеки от понимания всех явлений в области фонологии”, Сеше в своей работе ясно показал, что зародилась новая научная дисциплина, указал на ее путь и дал ей название – “фонология”, которое вскоре получило широкое распространение, и этим названием пользуемся и мы» [Якобсон 1985: 55]. Р. Годель отмечает, что главы XI и XII работы Сеше содержат совершенно новые взгляды на фонологию как на «изучение звуков организованной речи и являются весьма близкими к определению фонологии в американской дескриптивной лингвистике» [Godel 1957: 166 – 167].

Эволюционную морфологию Сеше считал первичной по отношению к фонетике, поскольку «изменение языка, рассматриваемого с фонетической точки зрения, представляет собой более конкретное явление, чем морфологическая эволюция, затрагивающая значения и способы выражения» [Сеше 2003а: 137]. Морфологические преобразования подчиняются закону бессознательного нововведения: субъект приписывает значение воспринимаемым символам языка другого говорящего [Там же: 140]. Сеше приводит следующий пример. Французское идиоматическое выражение: il ferait beau voir ‘было бы странно (забавно), если...’ – первоначально значило что-то вроде ‘это было бы прелестное зрелище’, voir ‘видеть’ играет здесь роль существительного, beau ‘прекрасный’ – прилагательного при нем. Однажды кто-то услышал это выражение и увидел в нем употребление безличного глагола faire beau , логический субъект которого – voir – снова обрел свое глагольное значение, и соответствующим ему подлежащим стало местоимение il . Этот человек не думал, что создает нечто новое, но тем не менее он стал если не единственным, то первым инициатором синтаксического преобразования. Таким образом, ведущий принцип морфологических изменений – адаптация языковой формы к психологическим установкам говорящих.

Сеше исключает возможность того, чтобы морфологическое явление сопровождалось фонетическим преобразованием: «...форма существует вне связи с качеством звуков, и потому совершенно независима». «Причины и законы, которым подчиняются явления морфологической эволюции, находящейся в пределах того, что составляет форму, и, следовательно, эти явления не зависят от фонетических изменений» [Сеше 2003а: 145, 147]. Таким образом, эволюционная морфология в понимании Сеше – формальная наука.

Сеше различает два вида фонетических изменений: скачкообразные и постепенные. Первые изменяют фонологические элементы, из которых состоит слово, но не затрагивают фонологической системы. Вторые приводят к изменению фонологической системы, не влияя на состав слов. Среди скачкообразных изменений он особо выделяет аналогические. «Они связаны с мыслительной операцией, которую можно сравнить с вычислением четвертого члена пропорции» [Там же: 155]. Это понятие фигурирует и в «Курсе» Соссюра [Соссюр 1977: 195]. Можно предположить, что с этим видом аналогии Сеше познакомился на лекциях Соссюра по сравнительной грамматике индоевропейских языков в 1891 – 1893 гг.

Сеше построил систему эволюционных дисциплин на основе своего принципа включения и предложил программу их исследований. В задачу эволюционной морфологии входит изучение происхождения символа, связанного с гетерогенными отношениями между говорящим и слушающим: «...чтобы приписать знаку грамматическое значение, чтобы увидеть в нем символ, не обязательно, чтобы такой символ уже существовал в нашей грамматике. Мы создаем грамматику, элемен ты которой, как нам представляется, мы распознаем в речи того, кого мы слушаем, и приписываем ему ее» [Сеше 2003а: 139]. Роль слушающего у Сеше выступает как главенствующая: «Каждый раз, когда символ использовался одним собеседником и должен был быть принят другим, мог осуществиться акт бессознательного нововведения, заключающийся в том, что символ, воспринятый и усвоенный слушающим, не вполне идентичен символу, которым воспользовался говорящий» [Там же: 177].